Невеста и Чудовище
Шрифт:
Меня начало колотить. Верочка вылезла из-под стола на четвереньках и громко воспротивилась:
– Не он! Не он! Я с ней пришла! – и схватила меня за руку.
Я дернулась и отшатнулась – никак не могу забыть свои падения из-за этой девчонки.
Обойдя мужчин, вперед выступила рыжеволосая:
– Вот и я думаю, пусть по-ничейному будет. Пусть она у меня живет, но свободно. Без запретов. И опять же, ее всегда найти можно будет рядом с этой... – женщина брезгливо посмотрела на меня и вдруг выдала: – с этой невестой.
– Пусть так и будет, – кивнул бородач. –
Рыжеволосая повела Верочку к двери. Верочка оглядывалась на меня и улыбалась, как будто все по ее вышло. Бородач сел за стол. Теперь они сидят со старухой напротив меня и смотрят перед собой, словно в одну точку. И вздохнули потом разом. Старуха взглянула на бородача. Он поднял глаза на меня. Сердце мое от его взгляда пропустило удар.
– Вот что, шалава, – сказал бородач устало, – жизнь в нашем скиту не всем под силу, но если будешь слушаться и не открывать рот, пока тебя не спросят, вполне доживешь... – он задумался.
Я решила уточнить, пока он думает:
– До чего доживу?
Последствия моего вопроса оказались совершенно непредсказуемыми: бородач изо всей силы стукнул кулаком по столу – мне показалось, что изба подпрыгнула, и рявкнул, открыв мощный зубастый зев в бороде:
– Сникни-и-е-э!
Старуха тут же схватила его сзади за волосы и резким движением опустила лицом в стол. Стало тихо. Не дожидаясь, пока бородач очнется и поднимет голову, я бросилась в угол и там, в кромешной темноте, на ощупь разрыла горку странных одежд и спряталась под ними.
Спокойный голос старухи откуда-то издалека заметил:
– Ты, Федор, стол кулаками не трогай. Сломаешь – не починишь.
– А ты, бабушка Уля, однако, опять мне нос сломала, – гундося, посетовал голос бородача.
Я крепко-крепко зажмурилась, чтобы хоть как-то расцветить тьму, и под моими веками поплыли разноцветные пятна, и в ушах стало шуметь, и я вспомнила, что нужно позвонить Байрону и сказать, что я его не дождалась, и назвать место, где меня искать – Объедкино.
Телефон отключился. Батарейка была разряжена.
Через некоторое время глаза пришлось открыть, сбросить тряпки с себя и выйти на слабый свет – жутко хотелось писать. В комнате – никого. По крайней мере, в освещенном керосинками пространстве. Я толкнула дверь. Заперто. Пошарила руками в поисках крючка или запора – ничего. Поднажала плечом посильней и услышала голос Баули:
– Чего ломишься? Если нужда приспичила, так мы для этого пользуем ведро. Или собралась выйти и нашу святую землю обоссать?
Смотрю на ведро под рукомойником. Отстегиваю лямки комбинезона и пытаюсь правильно присесть. Еще ведь нужно и попасть удачно.
С большим облегчением потом быстро одеваюсь, осматриваюсь и вдруг понимаю, что не помню, из какого угла вышла. Ужас от мысли, что могу забраться к кому-то под одежду в полной темноте, пристолбил меня к нему. Делать нечего – придется идти к столу.
На всякий случай я потрогала все стулья – ни один не сдвинулся с места. Я села и посмотрела на столешницу. И заметила, какой чудный рисунок на струганых досках. Если наклониться, то перестаешь видеть боковым зрением, как будто взгляд целиком засасывается в переплетение сучковых лабиринтов. И так тепло и ласково взгляду в их серо-желтых глубинах.
Очнулась я от руки Баули на плече.
– Отдохнула, невеста? Пора помолиться.
– Куда идти? – приподнялась я.
– Никуда, – старуха нажала на плечо и усадила меня. – Молится каждый, где хочет. Где надобность появится.
Я задумалась.
– Какая должна быть надобность? О чем молиться?
– Об имени своем. Молись, чтобы не забыть его, – Бауля обошла стол, села напротив меня, подождала, пока рядом с нею сядет бородатый Федор, и забормотала, закрыв лицо ладонями и дожидаясь нашего повторения: – Сохрани, судьба, мое имя, да не очернится оно от зла и напасти. Не дай мне забыть имя мое в любом из миров, в любой сущности – и звериной, и человечьей и в бесплотном обличье, имя мое – Ульяна.
– ... имя мое Федор, – повторил за Баулей бородач.
– Имя мое... – я задумалась. – Имя мое...
Старуха и бородач уставились на меня в ожидании. Я решилась:
– Имя мое – Текила.
Бауля медленно повернула голову и посмотрела на Федора.
– Девчонка не дура, – заметила она. – Только появилась, а уже знает, как прятаться.
Федор положил на стол свои огромные кулачищи и уставился на меня тяжелым взглядом. Я на случай внезапной болтливости закрыла себе рот ладонью.
– Как твое имя? – подался ко мне Федор. – Отвечай!
С облегчением убираю ладонь и быстро выпаливаю:
– Текила, а от кого мне надо прятаться?
Федор сжал кулаки, Бауля положила ему руку на плечо и объяснила:
– От того, кто дал тебе другое имя, а этого не знает и никогда не слышал. Как, ты сказала, твое имя? Повтори.
– Текила, только я ничего не поняла.
Бауля убрала руку с плеча Федора и кивнула ему:
– Так тому и быть. Выноси стул.
Федор встал и обошел стол, пробуя пошевелить стулья. Один – рядом со мной – сдвинулся с места, хотя совсем недавно стоял намертво. Федор взял его и вышел за дверь.
Бауля кивнула мне:
– Чего сидишь? Бери ведро и выноси. Заодно и второе возьми, принесешь чистой воды.
Подхожу к рукомойнику. Беру ведра.
– Куда выносить?
– В речку.
– А где это?
– Выйдешь на улицу и поймешь где, – усмехнулась Бауля.
– А колодец где? – спрашиваю я уже от двери. – Где набрать чистой воды?
– В речке.
На улице – ни утро, ни вечер, а пасмурная муть. Я пошла по протоптанной в снегу тропинке. Несколько серых фигурок шли от других домов в сторону бугра. Каждая – с ведрами. Я прислушалась и подумала, что шум в ушах, который у меня не проходит с момента аварии, может быть шумом быстро текущей воды. Так и есть. За бугром я увидела речку. Неширокую, извилистую, с быстрым до одури течением: даже просто стоять сверху и смотреть – укачивает.