Невеста и Чудовище
Шрифт:
– Текила!.. – тонкий голосок с берега.
Очнувшись, отыскиваю глазами Верочку. Она стоит с моими валенками, прижимая их к себе одной рукой, а другой машет, чтобы я не уплыла.
Сейчас... Уже ничего не болит, кроме головы, и очень писать хочется. Придется это сделать. Не идти же, в самом деле, еще раз сюда с ведром... Писаю, опустив голову под воду. Вижу, как из меня вытекает светлая жидкость – почти золотая в темной воде. Дождавшись, когда от холода онемеют губы и мышцы лица, я подняла голову и выползла на берег, помогая себе руками.
На
Верочка смотрит снизу и улыбается:
– Какая ты!..
– Какая? – я тоже ей улыбаюсь.
– Живая и... щеки – красные!
– Федор похуже выглядит, да? Они с Кирзачом уже отмылись?
Верочка мрачнеет и кивает:
– Много хуже. И злющий! Сразу рванем от двери в угол, а?..
Сидим вчетвером за столом с двумя керосинками. Бауля рядом с Федором. Я – напротив. Кирзач стоит у стола, держит в руках перед собой шапку. Верочка сидит рядом со мной. Она настороженно следит за Федором, чуть развернулась и приготовилась в любой момент броситься в угол.
У Федора расцарапана щека от виска до рта – четыре глубокие полосы. У Кирзача глаз заплыл синюшным волдырем, вот куда я угодила коленкой – в его морду! О себе могу сказать только по ощущениям: лоб наверняка рассечен, мочка уха надорвана – чувствую, как саднит в этих местах. К этому нужно добавить синяки после аварии – та еще мордашка.
Когда Федор поднимает на меня тяжелый взгляд, я цепенею, потому что у него глаза Байрона. Когда я смотрю на Кирзача, его здоровый глаз наливается ненавистью, от стиснутых зубов по бритым щекам прыгают желваки. В глазах Баули – настороженность и грусть. Мне говорить запрещено, пока не спросят, я смотрю на Баулю выжидательно. Она не торопится мне помогать. Сидим, молчим, переглядываемся. Ладно, пора принимать меры. Драться, похоже, здесь не запрещено. Сползаю по стулу вниз и лягаю, сколько хватило размаха, Федора по ноге. Валенком – не больно, но получилось все равно хорошо: он дернулся, сжал кулаки и выдохнул:
– Чего тебе надо? – на секунду в его глазах мелькнуло совсем детское недоумение.
Вопрос задан. Можно говорить. Сколько ему сейчас лет, интересно? Изобразив улыбку, спрашиваю:
– Сколько тебе лет, сыночек?
У Кирзача от удивления отвисла челюсть. Федор побледнел и угрожающе приподнялся:
– Ты, дрянь, не смей называть меня сыночком! Посмотри на себя, наркоманка малолетняя!
– Какая еще наркоманка? – удивилась я искренне.
– Какая? Адреналиновая! – Федор сел с длинным выдохом. – Любишь подзарядиться в опасном местечке, да? В форточки лазишь, быков на деньги кидаешь!
– А ты от чего тащишься? От свежей крови? – повысила
Кирзач кашлянул и заметил:
– Где ж ее тут взять – свежую. Мы не гордые, можем и убоинкой подзаправиться.
Я показываю Федору на Кирзача:
– Почему он с тобой?
– Потому что маменька родная, наркоманка малолетняя, бросила меня семимесячного, – кривляясь, ответил Федор.
– Как – бросила?.. – опешила я.
– Обычно бросила. Померла. Не доносила. Ты хочешь знать, почему Кирзач со мной? Потому что забрал меня из приюта в десять лет и объяснил правила игры.
Я лихорадочно перебираю информацию: не доносила – семимесячный, померла, приют до десяти лет... Похоже, я умерла в автомобильной аварии. Но ребенок родился и почему-то оказался потом в приюте. Оттуда его забрал Кирзач. При чем здесь Кирзач? Он был со мной в машине, ну и что?..
– Какой игры? – спрашиваю я, стараясь унять дрожь.
– В чудовище, – отвечает Федор и рычит, оскалясь.
– Кирзач сказал, что ты – чудовище? – все еще не понимаю я.
– А ты не знала, кто рождается из мертвой женщины? – вдруг вступила Бауля.
Подсекла меня, как пощечиной наотмашь.
– Федор родился, когда я... умерла?
– Представь, что его вынули из тебя мертвой, – кивает Бауля.
– Это даже хуже, чем из пустоты, – уточняет Федор.
Я собираюсь с силами и спрашиваю Кирзача:
– И кто же так рождается?
Его здоровый глаз забегал.
– Сатанисты имеют на то особое мнение, они за Федькой начали охоту с десяти лет, потому я его и прятал.
– Кто?! – повышаю я голос.
– Так-и-ить... – Кирзач мнет шапку, – волки мы. Людоеды, можно сказать. Оборотни. Вампиры. Выбирай любое. Сама... видела. Хотя вот, к примеру, – кельты! Известные воины, а пили кровь своих врагов. Ты тоже ведь себя не знаешь... Никто не знает, пока не приспичит.
Мне вдруг стало совсем нестрашно. Разве только что в лесу мы были не на равных? На равных! Я расслабилась, представив, как бегаю с сыночком-волком по лужайке. А когда он проголодается... Ладно, уточним еще кое-что. Разворачиваюсь и смотрю в глаза девочки рядом:
– Верочка, ты ведь не моя мама?
Она отрицательно качает головой.
– Но ты моя родня? Ты сидишь на стуле!
– Не совсем... родня. Я кое-кого представляю. Я – на твоей стороне.
– Кого ты представляешь?
– Веру... Андреевну Бондарь, честное слово! – жалобно смотрит на меня Верочка.
Я сдаюсь и устало выдыхаю.
– Ладно, ты не мама и не родня. Тогда, почему – я?
– Ты меня увидела. Ты мне поможешь.
– Да как? – я начинаю терять терпение.
– Ты меня найдешь.
– Не найдет, – быстро вступил Кирзач.
– Найдет! – крикнула Верочка, задрожав губами.
Федор сжал кулаки и тоже крикнул, сверля девчонку глазами:
– Не орать! В моем доме!
Бауля схватила его сзади за волосы и с силой ткнула лицом в стол.