Невеста из империи Зла
Шрифт:
С длинной гривой светлых волос. Небритый. Уставший. Ни черта не понимающий ни в Марике, ни в ее стране.
Он говорил с сильным акцентом. Он пил чай со зверобоем и удивлялся его вкусу — у него в Америке такого не бывало. Он думал, что русские произносят тосты под любой напиток: под вино, под чай, под компот.
— За тебя! — сказал он, поднимая свой бокал.
Он смеялся над Марикиными рассказами.
— В нашем дворе обитала компашка придурков, с которыми я воевала. Они меня всегда дразнили: «Марика, Марика, не подшита старенька».
— А что было потом?
— Потом я увидела, как он плачет из-за ушибленной коленки, и решила, что это недостойно мужчины. Пришлось влюбиться в Гущина из соседнего подъезда. Он никогда не плакал и всегда всех бил.
— Даже тебя?
— Нет, вместо меня он бил тех, кто жил на соседней улице.
Алекс слушал песню «AББA» и подпевал как раз в тех местах, где Марика никак не могла разобрать слов. Она мерзла (батареи до сих пор были едва теплые), и он предложил ей свой свитер, пропахший костром. А когда она отказалась, прижал ее к себе. Сначала осторожно, потом все крепче и крепче.
А в это самое время, задыхаясь от злобы и слез, баба Фиса писала донос в КГБ.
Марика так и не спала. «Вот усну неизящно, что тогда Алекс обо мне подумает?» — смеялась она про себя.
Ночь, а в комнате было светло. Может, из-за луны, может, из-за фонарей.
Побеги традесканции в стакане. Справа лампа. Черный хлеб на разделочной доске.
Прямо сейчас Марика жила с Алексом в одном городе. Она спала с ним, ела, разговаривала, дышала... А еще заплетала в косичку прядь его разметавшихся по подушке волос. И ей хотелось, чтобы так было всегда. Хотелось иметь право безбоязненно приводить его к себе в дом, раздевать, заниматься с ним любовью и полноправно удивляться красоте его спины и вен на руках.
Но этого «всегда» у них не могло быть. И впервые Марика начала подсчитывать дни до его отъезда.
Алекс проснулся первым. Комната была залита солнцем, по стене двигалась тень от заснеженной березы за окном. И все тело болело после вчерашнего. Вот что значит забросить регулярные тренировки!
Марика спала. Алекс смотрел на нее улыбаясь. Как же хотелось осторожно поднять край одеяла и дотронуться до смуглого, нежного и бесстыжего! Но ведь тогда разбудишь — а это непозволительное кощунство.
Русская девочка… Алекс вспомнил, как она вчера мучительно сомневалась: привести его к себе или нет. Есть запрет — нельзя! А она не понимала, почему нельзя, сопротивлялась и неосознанно боролась за свою свободу.
«Так Иаков боролся с Богом в ночи, — подумал Алекс. — Не зная, кто его враг и насколько велика разница между ними».
Храбрая девочка!
— Меню на завтрак: кофе, бутерброд и три с половиной поцелуя, — промурлыкала Марика, открывая один глаз.
— Интересно, как выглядит эта половина?
—
— О нет! Это не половина! Это большой советский Царь-поцелуй!
— Так не говорят!
— Почему? Бывает же Царь-пушка и Царь-колокол.
— Ах так? Вот тебе тогда поцелуй «Статуя Свободы»! Вот тебе поцелуй «Белый дом»! Вот тебе поцелуй «Рональд Рейган»!
— Не хочу целоваться «Рейганом»!
— А кем хочешь? — совсем расшалилась Марика. — Брежневым? Он любил целоваться. Особенно с мужчинами. Чмок-чмок-чмок!
Растрепанная, в халате, застегнутом не на ту пуговицу, Марика выскочила на кухню. Ее буквально распирало от любви и веселья. Они пол-утра провозились с Алексом, борясь, дурачась и стараясь не шуметь.
— Зачем ты привела его в наш дом? — внезапно раздался жесткий вопрос. Света сидела за кухонным столом — в пальто, в берете. Скомканные перчатки валялись на полу у плиты.
Марика почувствовала себя так, будто ее подстрелили на лету. Она беспомощно оглянулась: в зеркале прихожей отражалось сгорающее от любопытства лицо бабы Фисы.
— Алекс — мой друг, — как можно спокойнее сказала Марика. Но голос выдал, что она боится и чувствует себя как нашкодившая кошка.
Света поднялась и закрыла дверь в кухню.
— Так это правда, что он иностранец?
Марика потерянно кивнула:
— Он американец.
Осуждения сестры она боялась больше всего на свете.
— Ты ведь знаешь, каких трудов мне стоило устроиться в наш НИИ? — тихо спросила Света.
— Знаю.
— Как ты думаешь, что будет, если мое начальство узнает, что ко мне в дом приходит американец? Мы занимаемся военной продукцией! Нас проверяют так, что тебе даже не снилось!
Марика молчала. Что говорить? Все было яснее ясного.
— А что будет с Антоном? — продолжала Света. — Он ведь только-только кандидатскую защитил, его заведующим лабораторией назначили... А о родителях ты подумала?
— Так что же мне делать?! — в сердцах воскликнула Марика. — Я… Он мне… Понимаешь, я не могу без него!
— По-моему, ты ведешь себя как единоличница! Неужели тебе не стыдно?!
— А чего мне стыдиться?!
— Он же американец! Как ты людям в глаза-то будешь глядеть? Тебе что, русских парней мало?
— Какая разница, какая у него национальность?! Он очень хороший человек! У нас столько общего…
— Общее у людей есть только одно: они все разные! — перебила ее Света. — Я прошу тебя: не приводи его больше сюда! Если тебе наплевать на свою жизнь, то подумай хотя бы о нас с Антоном!
Алекс понял, что у Марики что-то случилось. И утро сразу же померкло.
— Что с тобой?
— Ничего. Все в порядке.
— Ну я же вижу!
Марика вновь забралась под одеяло, села, прислонившись спиной к стене.