Невеста каторжника, или Тайны Бастилии
Шрифт:
— Как я уже доложил, мне удалось не допустить в него неприятеля и уберечь дворец от опустошения. Я нашел его сравнительно исправным. Мне даже показалось, что время и люди не касались его, по крайней мере, полстолетия. Старый комендант дворца оберегает его с ревностью, хвала ему.
— Хвала и вам, генерал. Мысль, что этот старый дворец, столь дорогой мне по воспоминаниям, может быть разорен, была для меня невыносима. Я бы лучше пожертвовал каким-нибудь городом, лишь бы уцелел дворец Сорбон.
— Ваше величество, мне было известно, что вы
И он протянул королю небольшую шкатулку.
В глазах Людовика загорелось любопытство.
Паж короля хотел было принять шкатулку от Шуазеля, чтобы поднести ее повелителю. Но король опередил его. Он быстрыми шагами подошел к Шуазелю и взял шкатулку из его рук.
На дне шкатулки, обитой пожелтевшим атласом, покоилась сложенная вчетверо бумага. Король взял ее и развернул. Это была записка. Его записка, адресованная Серафи Бофор.
Король невольно вздрогнул. Судя по всему, он не ожидал этого. С видимым волнением он перебирал содержимое шкатулки. Там еще лежало золотое кольцо, которое он собственноручно надел на палец Серафи. И веночек засохших цветов, перевитый белой лентой с обозначенным на ней годом и ее именем и с надписью: «Все прошло — все пропало. Господи, смилуйся надо мной…»
Воспоминания властно нахлынули на Людовика. Он обратился памятью в прошлое, и на некоторое время забыл обо всем — даже о том, что он король, повелитель французов. Это были мгновения любви, и все они олицетворялись этой шкатулкой. Он машинально прижал шкатулку к сердцу, но тотчас опомнился и подал ее пажу.
— Генерал Шуазель, вы доставили мне большую радость… Тем, что отстояли дворец Сорбон, — поспешно добавил он. — Тем, что явили образец мужества и стойкости. Моя благодарность не заставит себя ждать. Поздравляю вас, герцог Шуазель, вы достойный продолжатель славных традиций ваших предков.
Полно, не ослышался ли он? От волнения Шуазель стал бледен как полотно. Король даровал ему титул герцога! Это было неслыханно, неправдоподобно! Язык отказывался повиноваться ему. Наконец он с трудом выдавил:
— Ваше величество… Ваше величество, у меня нет слов для благодарности — слова не могут ее выразить. Вы удостоили меня величайшей милости, какая только может выпасть на долю вашего подданного…
И Шуазель упал на колени.
— Встаньте, герцог Шуазель. Отныне вам не подобает стоять на коленях даже перед королем. — И Людовик протянул ему руку. — Завтра во дворце состоится большой прием. Вы обязаны присутствовать на нем в соответствующем платье. Гофмаршалы позаботятся об этом. А сейчас я отпускаю вас — я хочу остаться один.
Шуазель, по–прежнему ошеломленный, вышел из кабинета. В аванзале толпились придворные. Все уже знали о высочайшей милости — о ней сообщил паж короля. Зависть господствовала в этой толпе, зависть и изумление. Радоваться пока было некому. Шуазель был еще чужаком в этой толпе.
Больше всех злобствовал виконт Марильяк.
Поначалу виконт решил, что это просто слух, что паж ослышался, что милость, оказанная простому генералу, даже отличившемуся, чрезмерно велика. Но когда новость подтвердилась и о ней зашушукались во всех углах, Марильяк испытал укол в самое сердце. Его самолюбие было уязвлено. Этот Шуазель не принадлежал к придворному штату, как он, Марильяк, служивший не один десяток лет. И вдруг — такое непомерное отличие!.. Нет, он все-таки отказывался верить. И вместе с ним — многие в этой толпе.
— Но паж настаивает! Он своими ушами слышал слова его величества, — сказал полковник де Виль.
— Господа, все это сейчас выяснится, — с важным видом произнес камергер Турильон. И, пробившись сквозь толпу, он обратился к только что вышедшему из королевского кабинета Шуазелю со словами: — Поздравляю вас, герцог Шуазель. Вы теперь и в самом деле герцог?
— Его величество удостоил меня этой высочайшей милости, — ответил Шуазель, красный от испытанного волнения.
Марильяк, просивший Турильона не делать этого, ибо втайне все-таки не верил в столь стремительное возвышение, окончательно пал духом.
Полковник де Виль, сам того не подозревая, добил виконта. Он как бы между прочим сообщил:
— Паж еще сказал, что генерал Шуазель преподнес королю в подарок шкатулку черного дерева.
— Неслыханно! — взвизгнул Марильяк. — Неужели он осмелился? Подарок королю…
Шуазель вышел наконец к толпе придворных.
— Идет, идет… — загалдели все.
— Да, судя по его лицу, можно предположить, что он удостоен… — пробормотал один из придворных.
Марильяк не выдержал и высунулся вперед:
— Можно вас поздравить, генерал?
Шуазель, потерявший терпение, огрызнулся:
— Спросите у гофмаршала.
Увы, ошеломляющая новость соответствовала истине. И скоро в толпе, в дворцовых переходах не осталось сомневающихся.
— Это ни с чем не сообразно, — шипел Марильяк, пробираясь к выходу. — Это не лезет ни в какие ворота. Выскочка, только что получивший генеральский чин неизвестно за какие заслуги, удостоен высочайшего титула. Можно ли после этого верить в справедливость?
Бледный от злости, переживший это событие как собственное унижение, он сел в карету и велел везти себя во дворец герцога Бофора.
— Бог с вами, виконт, этого не может быть, — махнул рукой герцог. — Вы, наверное, ослышались.
— Увы, нет. Это было сообщено официально, — ответил вконец расстроенный виконт.
— Это черт знает что такое! — воскликнул Бофор. — Король не в своем уме. Он готов раздавать титулы направо и налево.
— В стане сторонников маркизы прибыло, — уныло прибавил виконт. — Ведь этот хлыщ увивался за ней. И, как мне сообщили, она умоляла короля об этой милости.