Невеста Короля Воронов
Шрифт:
На тот момент ему действительно хотелось, чтобы Король приласкал Анну со свойственной ему жестокостью. Не то, чтобы он был сторонником истязаний — нет. Но Анна показалась Барбароху такой жалкой с ее простотой, чистотой и изъяном — чудовищной хромотой, — что тот с удовольствием, до дрожи радуясь, представлял себе, как Король, избалованный безотказностью самых красивых женщин королевства, брезгливо отстранит от себя эту девицу, едва только глянув на нее. Вероятно, со свойственной ему бестактностью, он кинет какое-нибудь замечание — тонкое и изысканное в своей беспощадной жестокости, — и оно разобьет девице сердце
Все это мерещилось разгневанному Барбароху. Но едва только последнее слово слетело с его губ, и Анна обмякла в его руках, как до его воспаленного сознания дошло: а ведь перед королем встанет не хромоножка Анна, а красавица Изабель во всем ее величии. Та, в чье тело Барбарох так опрометчиво закинул чистую душу Анны…
А королевская невеста, говорят, очень хороша собой. Так хороша, что Король будет ослеплен ее красой. И вовсе не оттолкнет девушку, а, скорее наоборот…
— Что делать, что делать! — ныл Барбарох, устраивая тело Анны на постели. Издалека казалось, что она спит, просто прилегла вздремнуть. Но Барбарох знал — если душу не вернуть на место, тело истает, рассыплется в звенящую магическую пыль, и это будет уже необратимо.
Хуже всего было то, что отправить душу куда угодно было можно; а вот чтоб ее вернуть, нужно было коснуться ее нового пристанища. Но кто б позволил советнику касаться королевской невесты?! Да и где ее держат — внезапно сообразил Барбарох, — это тоже неизвестно.
Еще хуже было то, что Король вот-вот должен был явиться на смотрины лично. И если он скажет твердое «да», девица будет недоступна для всего света. Притронуться к ней будет так же сложно, как погладит рукой пылающее солнце. Это понимал Барбарох, заливаясь злыми слезами и проклиная свою поспешность. Но дело было сделано.
Теперь у него оставалась одна лишь надежда — до Короля отыскать в замке красавицу Изабель и всего лишь коснуться ее.
Анна от ужаса даже говорить не могла. Ее колотило так, что зубы выбивали звонкую дробь, пока Северина ловко, умело извлекла девушку из одной мокрой сорочки и переодела девушку в другую, сухую — такую же черную, полупрозрачную, ушитую кружевами. Непривычно длинные волосы Анны — Изабели? — она высушила у огня, расчесывая их щеткой, пока они не сделались гладкими и блестящими.
— Вот и славно, вот и ладно, — щебетала Северина, поправляя алые драгоценные камни в колье на шее девушки, чтоб они лежали как надо и сверкали еще ярче. — Не бойся, милая. Только не бойся. Ну, что такого — замуж? Подумаешь, беда! Зато все будут довольны и живы, — Северина повторяла это так часто, что Анна распробовала на вкус нависшую над ней угрозу, словно раскусив слово «казнь» и задохнувшись от его нестерпимого горького, жгучего вкуса. — Ты только не говори с ним. Ну, сразу не говори. Делай вид, что немая — и все. Делов-то! А потом, — учила Северина, натягивая на крохотные ступни королевской невесты теплые меховые тапки, — когда он привыкнет к тебе, однажды, можешь и заговорить. Любовь творит чудеса!
— Любовь, — просипела Анна, от страха трясясь всем телом.
Она знала, ради чего сидит тут, в теле безмолвной Изабель, ради какой любви, и не кричит на весь свет о невероятной подмене. Отец; мать. Сестры. Страшно представить, что сделает с ними Король, да и с нею тоже, если обман вскроется.
— Только не болтай, девочка, только не болтай! — как заклятье, повторяла Северина, а Анна чувствовала, будто от страха у нее кожа отстает от плоти.
Легко сказать — не болтай! А если Королю вздумается ударить ее? Изабель просто упала бы на пол и поднялась только тогда, когда ей велели бы. Но пощечину снести можно — а если он вздумает в ярости посечь ее кнутом?! Сносить это с безразличным выражением на лице?! Но как?!
— Воистину, Изабель должна была стать мученицей, — пыхтела Анна, протягивала руки к огню и никак не могла согреться. Озноб так и бил ее. — И ее место занять — это не счастье, нет!
— Я помогу, помогу! — шептала Северина, обнимая дрожащие плечи девушки, усаживая ее поближе к пылающему огню и прикрывая ноги пледом, чтоб та могла согреться. Но Анне были неприятны ее прикосновения и жаркий шепот. По большому счету, Северина выгораживала собственную шкуру, ведь это наверняка был ее недосмотр. — Только меня слушайся, девочка!
— Пошла прочь! — рявкнула Анна, оттолкнув Северину. — Это ты меня слушайся, мерзавка! Не забывай, с кем разговариваешь! Это твоя вина, что все так вышло! Так что если Король вздумает угостит меня тумаком, ты отведаешь точно того же самого!
Северина испуганно смолкла; голос, интонации Изабели показались ей смутно знакомыми, и крысиным бессовестным чутьем, что помогало ей выжить, она поняла, что не простую девушку закинуло в тело ее безмолвной госпожи. Она хотела что-то еще спросить, просто так, чтобы получше расслышать голос госпожи, но тут за дверями послышались громкие голоса, застучали сапоги, подбитые железными набойками, и в комнату вместе с грубым светом зажженных факелов, грозный и громкий, как бог войны, вошел Король.
Анна хотела вскрикнуть — так ярок, так величественен и прекрасен показался ей Король, — но горло ее словно мягкая рука сжала. Тело ее онемело, и она смогла лишь потупить взор, чувствуя, как кровь приливает к ее щекам и заставляет их пылать, а сознание уплывает прочь оттого, что все пространство, весь мир теперь наполнен им — его запахом, его голосом, его аурой, которая была так сильна, что Северина без слов растянулась у него в ногах, сломленная ощущением его силы, витающим в воздухе.
Анна не смела глаз поднять. Она сидела неподвижно, словно дух ее покинул и это тело, вцепившись руками в подлокотники кресла, и слышала только одно — как бьется ее собственное сердце.
От Короля пахло дождем; он шевельнул плечами, скидывая к своим ногам плащ, на котором алмазными блестками сверкнули капли воды, Анна отчетливо расслышала шорох его бархатной — черной с синим, как вороновы крылья, — одежды, и то, как потирает озябшие ладони, прежде чем прикоснуться к ней.
— Это и есть, — после недолгой паузы произнес Король, — Изабель, королевская невеста?
Его голос — необычайно звучный, сильный, обволакивающий бархатным обаянием, — прозвучал отчасти изумленно, и Анна вздрогнула, зардевшись от непонятного ей самой сладкого удовольствия. То, что она ему понравилась, стало понятно сразу — по сбившемуся дыханию Короля, по тому, как замерли его руки, отогревающие друг друга, по тому, как остановился его шаг.