Невеста поневоле, или Чужой трофей
Шрифт:
— Вас это не касается, мистер Бэнкс, — резко ответила я. — Если хотите, можете обо всем рассказать его светлости герцогу Сарскому. Казнь избавит меня от необходимости провести остаток дней своих, именуемой собственностью Айзека Бэнкса. Если смерть избавит меня от статуса «вещи», то так тому и быть!
Выплюнув эти слова в лицо канцлеру, я ринулась к двери. Хотелось поскорее уйти, чтобы не видеть довольный маслянистый взор своего «хозяина». Он по -прежнему смотрел на меня, как на выгодную покупку, удачное приобретение. Еще бы! Девица, которая досталась ему за несколько звонких золотых монет!
— Значит вот, что руководило вами, мисс Донахон. Корысть! Продали тело, чтобы спасти свою душу? Думаете, Саймон Нельсон исцелит вас? — с презрением произнес канцлер, преграждая мне путь к отступлению.
Я замерла. Лицо стало пунцовым. Но не от стыда. От злости!
— Как вы смеете! — прошипела я. Рука против воли взметнулась вверх, очертила в воздухе дугу. Звонкая пощечина оставила на лице мужчины едва различимый след. Но он даже не дрогнул. Не шелохнулся. Словно и не человек передо мной вовсе, а каменное изваяние. Непоколебимый колосс! — Разве можно продать то, что уже кем -то куплено? — добавила я, чувствуя, как слова пропитываются слезами и горечью.
Взгляд канцлера почернел. Синева помутнела, словно на море надвигался шторм. Убийственный. Безжалостный... Пальцы мужчины сцепились на моей шее. Кажется, он намеревался уничтожить меня. Здесь. Сейчас. Без промедления.
— Заносчивая дрянь! — смакуя каждое слово, произнес мистер Бэнкс. До меня же долетели лишь отголоски. Пятки оторвались от пола. Сколько же в нем силы! Он меня словно сухой прут сломает!
Мужские пальцы крепче обхватили мою шею. Сдавили горло, заставив захрипеть. Мысли моих форменных туфель едва касались пола.
— Я собью с тебя всю спесь! — прорычал мне в лицо и опалил кожу прерывистым дыханием.
В темно-синих глазах Айзека полыхал огонь. Жадный. Беспощадный...
— Молчишь? — губы обидчика изогнулись. Он неотрывно следил за тем, как я жадно хватала губами воздух, которого мне катастрофически сейчас не хватало. — Кажется, я знаю, чем занять твой рот Софи, чтобы он впредь не вредил моей репутации. Покажешь, чему научила тебя тетушка Эстелла, за те годы, что ты провела в дешевом борделе?
Наверняка в такие моменты перед глазами пролетают самые яркие воспоминания о жизни, которую у тебя сильной рукой безжалостно отнимают. У меня таковых в памяти не было. Вся моя жизнь больше походила на борьбу. Я вела ожесточенную схватку за место в этом мире. Ведь, как правило, рожденные на улицах Третьего кольца его не имели. За горсть серебряных они были вынуждены торговать своим телом, грабить и убивать. Меня подобные занятие вовсе не прельщали. Жалкие единицы устраивали свою жизнь так, чтобы их дети не пухли с голоду. К числу этих везунчиков примкнул и Джон Фокс. Ни отсутствие одной руки, ни участие в военных действиях на приграничной зоне не лишили его жизнелюбия и оптимизма.
Ах, мистер Фокс... Получили ли вы мое письмо? Почему не ободрили одинокую душу ответом? Теперь и не свидимся больше.
Из глаз против воли брызнули слезы. Острая боль и нехватка кислорода превратили тело в беспомощную груду костей и мышц, неспособную сопротивляться и дать отпор обидчику. Где-то в глубине души я смирилась со своей незавидной участью. Приняла ее как дар и избавление. Разве есть что-то в этом мире, за что мне хотелось бы ухватиться? То, ради чего, я хотела бы жить?
Хватая сухими губами раскаленный воздух, я заглянула в глаза Айзеку Бэнксу. Нет, это был взор вовсе не человека! Синеву заволокло черной пеленой. На меня смотрел не канцлер, а монстр, живущий в недрах его души. Он ловко маскировался, но разве смог бы прятаться вечно? Ведомый жаждой крови, он готов заставить страдать каждого, кто перейдет ему дорогу. Не ради выгоды. Забавы ради.
Помутневшем взором я поймала в его глазах отражение. То ли смерть подступила слишком близко, то ли и правда там, в темном омуте, вместо скрюченного тела служительницы, я разглядела девочку. Она смотрела на меня с мольбой и неприкрытым страхом. Ее тело окутывала тьма, протягивающая к ней липкие щупальца, стремящиеся ухватить за локоть или лодыжку. Она сжимала в руках тряпичную куклу, заштопанную черными нитками. Вероятно, других не было. Русые волосы уложены аккуратными волнами, а зеленые глаза, полные слез, смотрят на меня с надеждой. Будто только я могу помочь ей. Словно мне под силу спасти ее от надвигающейся беды.
Бетти.
Голос разума напомнил мне о юной леди, жизнь которой находится под угрозой. Я не могу бросить ее. Попросту не имею права!
Вместо того, чтобы продолжать беспомощно цепляться за стальные пальцы канцлера, я попыталась нащупать рукой хоть что. Должно же быть тут хоть какое -то средство самообороны на случай нападения одного из первых лиц королевства или его приспешников?! Благо расправиться со мной пытались рядом со стеллажом, полки которого были под завязку забиты не только банками с крупой, но и старой кухонной утварью, которая уже давно вышла во дворце из обихода.
Ослабевшими пальцами я ухватила продолговатый предмет. Попыталась поднять, но тот оказался слишком тяжел. Не иначе чугунная сковорода!
Истошно хрипя, я хваталась за жизнь. Тяга к ней вернулась вместе со странным видением, которое было сродни галлюцинации, и тихими шагами смерти, которые я отчетливо слышала. Старуха, под руку с Черным Мором, пришла забрать мою душу.
Издав сдавленный всхлип, я все-таки смогла схватить какой-то предмет. Мой последний шанс.
С трудом замахнулась, глотая соленые слезы. Серебряная ложка с характерным «чпоньк» опустилась на лоб мистера Бэнкса. Нет, определенно этот мерзавец заслуживал чугунной сковороды, но мои силы были близки к нулю, а возможности сводились лишь к тому, чтобы обмякнув в цепкой хватке зверя, смиренно ждать неизбежного конца. Вот только последний отчего-то все не наступал. Мое тело все еще в мучительной агонии билось где-то на границе между мирами, словно ни один не готов был принять нарушившую обет служительницу.
— Черный Мор бы вас побрал, мистер Бэнкс! — в сознание ворвался мужской голос. Кому он принадлежал, я не могла понять. Обладателя его тоже не видела. Ворвавшийся в кладовку свет, на мгновение превратил меня в слепого крота, которого бесцеремонно достали из норы. — Она едва дышит!
Внезапно хватка ослабла. Нет, наверное, мистер Бэнкс и вовсе отпустил мое измученное тело, потому-что я, лишенная опоры, рухнула на холодный пол, больно ударившись плечом. Чудесно! Боль — признак того, что я все еще жива, все еще дышу, хоть и дается мне каждый вдох с чудовищной болью, а горло жалит тысяча диких пчел.