Невеста рока. Книга первая
Шрифт:
Никто из присутствующих не был лично знаком с Генриеттой Памфри или с маркизой Растинторп. Хитрые братья были крайне осмотрительны и позаботились об этом. Мигель также постарался, чтобы их не предала миссис Клак. С помощью убеждения и крупной суммы он заставил грозную даму уйти от миледи и занять новый пост у его брата в этом доме. Для тех, кто пришел сюда играть в карты или более весело провести досуг, что поощрялось в притоне братьев Лопес, уже принесли вина и закуски. Миссис Клак великолепно исполняла свою роль «заведующей» и управляющей слугами. Братья находили ее весьма полезной. Она, конечно, неохотно покидала свою дражайшую подругу Луизу Голайтли, не говоря уже о том, с какой неохотой оставляла роскошный и уважаемый дом ее прежних хозяев. С другой стороны, легкие деньги прельщали миссис Клак, к тому же она прекрасно знала, что, позволив Фауне убежать, сама вырыла себе яму, потеряв доверие Генриетты. А если она не подведет Мигеля Лопеса, то сможет зарабатывать у его брата вдвое больше, чем у миледи. После продажи квартеронки если она пожелает, то сможет вообще уйти и открыть какое-нибудь собственное заведение. Эта искусительная мысль не давала ей покоя. И вот бедняжка Фауна после недолгого земного рая, покоя и умиротворенной жизни с возлюбленным в имении Пилларз снова очутилась в лапах своей самой страшной мучительницы.
Однако ее больше не били и не морили голодом. Братья Лопес хотели выручить за девушку огромные деньги и разработали план проведения этого омерзительного аукциона по продаже беззащитного человеческого существа. Следуя их указаниям, миссис Клак должна была приглядывать за тем, чтобы Фауна как следует питалась и много отдыхала, дабы сохранила здоровье и силы.
Фауна не могла пожаловаться на жестокое обращение. Но с того часа, как ее заперли в стенах этого дома, пользующегося дурной репутацией, у нее начался новый период мучений — скорее душевных, чем физических. И она с трудом выносила их. Ибо Фауна уже видела свет… познала любовь и счастье быть любимой, причем быть любимой истинно, со страстью, но без похоти. Она научилась смеяться, петь, получать ласки и чувствовать себя в безопасности… в объятиях Гарри. Лишившись безопасности и будучи так жестоко преданной любимым, она ощущала полный крах всех своих надежд. У нее больше не осталось ни гордости, ни веры. Ее предали тогда, когда она впервые ощутила вкус жизни. Ее швырнули в темную пропасть, откуда, как она считала, никогда не будет возврата. Она не увидит больше благословенного солнечного света, брошенная с райских небес в бездонную пучину преисподней.
Сейчас эта преисподняя являла собой маленькую спальню в гнусном притоне Лопеса, окно которой выходило на грязную узкую улочку. Комнатка была обставлена с относительными удобствами, но все вокруг говорило о страшной безвкусице, которую заметил уже опытный взгляд Фауны, привыкшей к изысканной обстановке имения Пилларз. Она с отвращением разглядывала розовые оборочки занавесок, кричащие обои и общую неряшливость новообретенного жилища. В излишне натопленном помещении она почти задыхалась. А еще этот жуткий запах дешевых духов, распространявшийся по спальне! Ей приносили огромные блюда с едой и кубки с вином, но она почти не могла ни есть, ни пить. И, словно назло своим похитителям, все больше худела и бледнела. Как-то миссис Клак зашла к девушке, чтобы успокоить ее, однако при виде мучительницы Фауне стало еще хуже. Она испытывала страх и тошноту от одного присутствия миссис Клак, которая по наущению братьев пыталась обращаться с девушкой ласково и льстиво. Фауна же подозревала новое предательство и не доверяла никому, тем более миссис Клак. А братья Лопес, похожие, как близнецы, своими хитрыми физиономиями и близко посаженными глазами наводили на нее ужас, когда время от времени приходили поглазеть на пленницу, словно она была каким-то экзотическим животным. Заключение в этой тюрьме свыше недели окончательно расстроило ее нервы. Ведь никто не мог сказать, какая судьба ее ожидала. Она знала лишь, что Дора Клак больше не работает в доме леди Генриетты и ей, Фауне, не надо опасаться злобы ее светлости. Также она была уверена теперь в том, что ее не отдадут этому уроду Зоббо. Но остальное — загадочная и странная новая жизнь, которую она предощущала — казалось ей кошмаром.
Всякий раз она спрашивала миссис Клак, что будет дальше, но та лишь коротко отвечала: «Жди». Ночь за ночью Фауна лежала на своей кровати без сна, в тревоге и напряжении, вздрагивая при мысли о будущем. Она попала в скверные руки и находилась среди врагов. Одно не выходило у нее из головы: как Гарри мог позволить, чтобы с ней случилось такое?! Однако он же позволил! В этом она уже не сомневалась. Ведь Лопес показал ей перстень Гарри. И ни Лопес, ни миссис Клак не смогли бы отыскать ее в имении, если бы Гарри не выдал!
Поначалу Фауна, предаваясь этим размышлениям, тихо рыдала над своими горестями и потерянной любовью… Казалось, ей остается только уморить себя голодом.
Тогда миссис Клак с Лопесами решили, что надо предпринять более крутые меры. Они посетили аптекаря и приобрели кое-какие порошки, которые начали подмешивать в кофе несчастной девушки. После принятия этого снадобья она успокаивалась и становилась более покорной. Ночью спала, а днем пребывала в сонном состоянии. И больше не отказывалась от еды. Она стала есть и пить все, что приносила ей миссис Клак. Казалось, она больше не способна принимать какие-либо решения, похоже было, что ее совсем не волнует случившееся в прошлом и то, что произойдет с ней в будущем. Фауна становилась совершенно безвольной в руках тех, кто готовил ее к продаже.
Она не сопротивлялась и не возражала, когда однажды вечером принесли устойчивую краску и перекрасили ее золотисто-рыжие волосы в черный цвет. Теперь, когда ее голову окружал черный нимб, а огромные глаза таинственно блестели в полумраке, Фауна стала еще более обворожительной и привлекательной. Она напоминала темноволосую красавицу египтянку… или персиянку… загадочную восточную женщину с тяжелыми веками.
— А ей чрезвычайно идет такой цвет волос, — как-то заметил Мигель брату после их последнего посещения Фауны. — Надо, чтобы эта Клак и одела ее соответственно… как издавна одевают женщин в гаремах. Это привлечет покупателей и непременно повысит ее цену.
Когда миссис Клак принесла наряд в соответствии с приказом Мигеля, который обладал кое-каким вкусом и сам выбрал для Фауны одежду, девушка безропотно облачилась в обновку. Она даже позволила ненавистной толстухе, чтобы та помогла ей одеться.
Настал еще один нескончаемый день наркотического полусна, в котором Фауна пребывала всякий раз после того, как пила кофе со снадобьем. И этот день прошел так же, как и остальные, и закончился забытьем, после которого наступило тягостное пробуждение. На губах Фауны играла странная полуулыбка; зрачки ее были необычно расширены от опиума, отчего глаза казались непомерно большими. Она постоянно смотрелась в зеркало, не узнавая себя в этой стройной черноволосой незнакомке с печальным взглядом. Однако ее губы постоянно шептали одно-единственное имя:
— Гарри!..
Всякий раз, когда миссис Клак слышала его, она презрительно хмыкала. До нее дошли кое-какие известия о сэре Гарри Роддни. В лондонских кругах распространился слух, что его обнаружили с огнестрельным ранением в имении дяди. Поговаривали, что на него напал неизвестный бандит и сэр Гарри долго пролежал в забытьи, однако рана оказалась не смертельной. Миссис Клак, разумеется, ничего не рассказала об этом Фауне. Напротив, она постоянно внушала девушке, что ее любовник умышленно бросил ее. На что Фауна, пребывавшая в полугорячечном состоянии, не отвечала. Но ежечасно бедная девушка шептала имя, навечно запечатлевшееся в ее сознании:
— Гарри! Гарри!
Этот постоянный шепот чрезвычайно раздражал миссис Клак. Чем скорее Фауну продадут, тем лучше! Чем быстрее девушка исчезнет отсюда, тем спокойнее будет миссис Клак, которая, несмотря на злобу и ненависть к Фауне, чувствовала в ее присутствии некоторую неловкость.
И вот незадолго до полуночи одурманенную наркотиком девушку вывели из тюрьмы, в которой она провела десять дней, и привели в игорный зал, расположенный внизу, в подвале. Это было достаточно мрачное просторное помещение, освещаемое свечами в настенных подсвечниках. Как правило, здесь располагались столы для игры в карты, а в конце зала находилась буфетная стойка, на которой громоздились бутылки с вином и ромом. По ночам из-за низкого потолка и скверной вентиляции здесь нечем было дышать, а кроме того, все помещение пропиталось зловонным дымом дешевого табака. На стенах, оклеенных темно-красными обоями, можно было заметить гнусные картинки, нарисованные одним из известных карикатуристов того времени. Конечно, здесь был не светский клуб, если это вообще можно было назвать клубом. Но здесь всегда хватало посетителей. Братья Лопес умели организовать экзотические развлечения, а также раздобыть, если нужно, деньги в любое время. Сейчас в дальнем конце помещения возвышался наспех сколоченный помост, задернутый красным плюшевым занавесом.
Фауна ничего не видела и почти ничего не слышала. Когда братья провели ее на середину самодельной сцены, она послушно осталась стоять там. Они заключили ее запястья в легкие цепи, и ей смутно припомнилась та цепочка, которой были скованы ее руки много лет назад, в далеком детстве, когда Гарри, открыв замочек, освободил ее из торта. Ее розовые губы снова шептали одно и то же:
— Гарри!
Лопесы переглянулись. Мигель нахмурился и пожал плечами. Устраивать эти торги было довольно рискованным делом, и, как и миссис Клак, Мигелю хотелось как можно быстрее покончить с ними. Когда он огляделся вокруг, его глаза заблестели от удовлетворения. Ибо хотя зал не был переполнен, как обычно, и в помещении находились всего человек двадцать, однако все собравшиеся отличались большим богатством и малой совестью. Среди них Мигель заметил даже одного герцога. Лопеса окружили и засыпали вопросами — всем не терпелось узнать, что представляет собой эта шестнадцатилетняя невольница, выставленная на продажу. Среди присутствующих Мигель увидел одного старика, который когда-то владел целым флотом невольничьих кораблей, ходивших в Ост-Индию. Сейчас он был совсем немощен и прибыл сюда, чтобы развлечься зрелищем, столь привычным для него в далекие годы его молодости. В свое время он часто наблюдал за подобными торгами на многих невольничьих рынках. И всем хотелось узнать, какова собой девушка и откуда ее привезли. Лопес улыбался и качал головой. Он ничего не рассказывал, а только предупредил, что джентльмен, которому достанется этот ценный приз, должен будет увезти девушку подальше и значительное время скрывать ее от посторонних глаз.