Невидимые знаки

Винтерс Пэппер

Жуткое ощущение, что за мной наблюдают и обсуждают, то появлялось, то исчезало вместе с незнакомыми голосами.

Пока внезапно не раздался голос, который я узнал.

Женщина.

Моя женщина.

Моя жена.

Отчаяние оттеснило горячечную тошноту, я попытался подплыть к ней.

Она была на нашем острове, окруженная сокрушающими волнами и оскалившимися акулами. Все, что мне нужно было сделать, — это добраться до нее, и тогда все будет хорошо.

Я бы преодолел все

волны. Сразился бы с каждой акулой. Сделал бы все, чтобы обезопасить ее.

Но что-то удерживало меня.

Мои глаза оставались закрытыми, на них словно свинцовые шоры, конечности не слушаются.

Но она поняла мое затруднение, потому что прикоснулась ко мне. Это не был кто-то чужой или мимолетный призрак.

Это было по-настоящему.

То, что она прикасалась ко мне (когда я был уверен, что никогда больше не получу такого удовольствия), принесло мне покой впервые с тех пор, как заноза приговорила меня к смерти.

Я расслабился.

Перестал бороться.

Мое тело и иммунитет взяли верх, и я, наконец, начал выздоравливать.

Кого вы благодарите, когда жизнь исполняет ваши самые заветные желания? Кого проклинаете, когда она отнимает величайшие победы? Кого укоряете, когда ничего не получается? Кому молитесь, когда невозможное становится явью?

У меня нет ответа.

Сомневаюсь, что это кому-то нужно.

Взято с салфетки «P&O», «Pacific Pearl».

…

Произошли ТРИ ОГРОМНЫХ ВАЖНЫХ события.

Во-первых, я объединилась с Пиппой и Коко, мы смотрели на новый чужой мир сквозь слезы и широко раскрытыми глазами.

Во-вторых, мы не разлучались, сдерживали эмоции, оставаясь бдительными рядом с Гэллоуэем.

В-третьих, Гэллоуэй проспал два дня, постепенно становясь здоровее.

Врачи сказали, что он может проснуться в любой момент. Но его организм настолько истощен, что для этого может потребоваться время. По словам доктора, все силы были направлены на то, чтобы помочь антибиотикам, вводимым внутривенно, побороть септицемию (прим. пер.: Септицемия — клинико-патологоанатомическая форма сепсиса, при которой отсутствуют метастатические септические очаги. Септицемия — это сепсис без гнойных метастазов). Он сказал, что Гэл все понимает и слышит. Он знал, что я рядом, прикасаюсь к нему, разговариваю с ним, рассказываю секреты... пою ему.

И я поверила ему.

Я также знала, что нам очень повезло, потому что мы нашлись. Члены экипажа были очень добры потому что, не обращали внимания на мою начальную грубость. Они выслушали Пиппу, когда она кричала, что надо еще кого-то спасать, пока они укладывали меня в лодку

без сознания.

На самом деле, двух человек.

Трех.

Нет, четырёх

Пиппа привела разведчиков к Гэллоуэю, и они отнесли его безжизненное тело на корабль. Вернувшись, она забрала мемориальную доску своих родителей и Коннора и взяла Пуффина с полки в нашей кладовке.

Она была причиной того, что Гэллоуэй был здесь с нами. Благодаря Пиппе за Коко ухаживали, пока я распадалась на части. Благодаря ее действиям моя семья все еще была вместе.

Она пережила столько душевной боли, что я сомневалась, что она сможет снова смеяться. Любить. Жить. Но она была молода. Трагедию нельзя стереть из памяти, но время лечит. И я буду любить ее, как свою дочь, до конца жизни.

Пока Гэллоуэй выздоравливал, доктор Финнеган объяснил ему, что произошло. Крошечный осколок вызвал у него инфекционный целлюлит (прим. пер.: Инфекционный целлюлит, или, как его еще называют, стрептококковый целлюлит, острый индуративный целлюлит, бактериальный целлюлит, представляет собой глубокое воспалительное поражение кожи и подкожной клетчатки, сопровождающееся уплотнением, покраснением, отеком, болью). Поскольку его иммунная система была ослаблена, инфекция быстро распространялась, истощая его последние резервы.

Мой жгут не помог.

Ничто на острове не помогло бы.

Целлюлит был опасен для жизни, но в городе, где есть пенициллин, он был простым раздражителем. Однако в пустыне, где нет лекарств... это был конец.

Гэл был на пороге смерти, когда команда поместила нас в спасательную лодку. Мы лежали, почти касаясь друг друга, покачиваясь на волнах, и неслись к врачам.

За нами ухаживали в отдельной медицинской комнате (отдельная палата для гостей корабля, если они заболевали или нуждались в экстренной помощи). Все это я знала... видимо. Я даже бросилась на мертвенно бледную фигуру Гэллоуэя, как только очнулась после обморока.

Я видела его.

Я прикасалась к нему.

Но мой измученный, убитый горем разум забыл все это.

И вот теперь... когда мониторы фиксировали учащенное сердцебиение, а антибиотики очищали его кровь, мне удалось слабо улыбнуться, когда Пиппа и Коко приблизились к его койке.

Прошлую ночь мы провели вместе. Нам отвели отдельные комнаты, но после столь долгого проживания в доме в двух шагах друг от друга я не могла уснуть без звуков их дыхания.

Мне не хватало дыхания Коннора. Его кипучей энергии и безграничной молодости.

К сожалению, кровать, которую нам предоставили, оказалась слишком мягкой, и после нескольких часов беспокойного неудобства мы расположились на полу. Мы взяли только подушки (это было лучшее изобретение на свете) и прижались друг к другу.

Коко плакала от новизны всего.

Пиппа плакала от потери всего.

Я обняла их. Наконец-то у меня хватило сил утешить их, зная, что Гэллоуэй не покинул нас.

На следующее утро я впервые за почти четыре года приняла горячий душ.

Я заплакала.