Невидимые знаки
Шрифт:
Вау, а он продвинутый парень.
Я оценивающе посмотрела на него.
— А ты довольно крут, ты это знаешь?
— А то! — Он перевел взгляд от моих глаз, к моим ногам. — А вот и кокос.
Я наклонилась, чтобы поднять его.
— Наверно, именно он и наделал тот шум. — Вглядываясь в листву, я прикрыла рукой глаза, защищаясь от солнца, проглядывающего сквозь ветки. — На этом дереве их много.
Коннор дернул меня назад.
— Тогда еще может упасть.
От его заботы в душе разлилось тепло.
Позволив ему оттащить меня на безопасное
— Скажу тебе вот что. Ты держите этот и смотри. Я хочу кое-что попробовать.
— Подожди. Что ты собираешься делать?
Я подошла к другой стороне дерева, где не было кокосов над моей головой.
— Смотри. — Приготовившись к предстоящей боли, я со всей силы толкнула плечом ствол дерева.
Мои ребра заныли от боли.
Святое дерьмо, больно.
Пальма содрогнулась, но ничего не упало.
— Что, черт возьми, ты делаешь? — Коннор подошел ближе.
— Отойди. — Сжимая зубы, я снова стукнула плечом дерево.
И еще.
Ай. Ай. Ай.
После третьего удара упал еще один кокос.
— Ух ты. — Коннор бросился вперед и схватил его. — Хорошая работа.
Потирая ушибленное плечо, я задыхалась.
— Нам нужно будет придумать другой способ, чтобы делать это.
— Я тоже так думаю.
Взяв один из кокосовых орехов, я отправилась обратно в наш так называемый лагерь.
— Вернемся к остальным. Им, наверно, интересно, куда мы делись.
…
— Где они? — Коннор бросил кокосовые орехи к нашим запасам, осматривая территорию пляжа.
— Пип?!
Он сказал это не громко, голос был наполнен беспокойством.
Мое сердце помчалось вскачь, от страха, что что-то случилось.
Мне было больно даже думать об этом.
Коннор развернулся на месте, его взгляд зацепился за прозрачный пластик, который мы нашли в вертолете. Еще недавно он лежал на песке, а сейчас был свернут в форму конуса и лежал в тени нашего тенистого дерева. Ветки и листья были спрятаны под пластиком, который был закреплен кусками ткани моей майки, которой я бинтовала ногу Гэллоуэя.
Что это?
Я направилась вперед, одержимая своей целью.
Капли конденсата образовались с внутренней стороны воронки, неуверенно скатываясь вниз.
Коннор ткнул на пластик пальцем.
— Что за ерунда?
— Свежая вода. — Гэллоуэй выпрыгнул с помощью костыля с края леса. Его лицо напряглось от боли, а щетина на подбородке еще больше выросла за ночь.
Пиппа побежала вперед, держа развернутое пончо, которое я прятала в карманы.
Мои карманы!
Моя куртка.
Я застыла.
— О, господи!
Все подпрыгнули.
— Что? — требовательно спросил Гэллоуэй.
Я бросилась к Пиппе, схватив ее за руки.
— Где ты взяла это?
— Я не воровала. Клянусь!
— Я знаю. Прости. Я этого не говорила. Но это лежало кое в чем моем, что я не могу найти. Ты знаешь, где оно?
— Ты про ту куртку, которую
Я яростно кивнула.
— Да, про нее. Моя куртка. Где моя куртка?
— Почему, что в ней такого важного?
— Какая разница? — Я тяжело дышала, пробуя на вкус спасение, как сладкое вино.
Мы можем быть спасены.
Все может закончиться.
— Я потеряла ее в крушении. Я не могу найти...
— Ладно, ладно. — Он поднял руки. — Это шутка. Я повесил ее на дереве в нескольких метрах отсюда, чтобы она высохла. — Он указал на подлесок. — Она не совсем чистая...
Я не колебалась.
— Я сейчас вернусь. — Мои ноги летели, ребра плакали, но на этот раз мне было все равно.
Моя куртка отправит нас домой.
В кармане лежит мобильный телефон.
ЧЕРТОВА ЖЕНЩИНА РВАНУЛА, как долбанная газель, и помчалась к лесу.
Коннор попытался побежать за ней, но я схватил его за руку.
— Не в этот раз, дружок. Позволь ей сделать то, что так для нее важно.
Я знал, что это было.
Я нашел ее куртку.
Нашел телефон.
На секунду мне хотелось заплакать от облегчения, но когда я попытался его включить, то понял, что там села батарейка.
Сильного потрясения было достаточно, чтобы испортить мне настроение, несмотря на то, что я вспомнил метод выживания, который, по крайней мере, обеспечил бы нас небольшим количеством воды.
Если бы я рассказал Эстель о севшей батарее, такой же бесполезной, как мой разбитый на куски телефон, она бы не поверила мне. Во что-то вроде этого (когда вы так сильно надеетесь на то, что это поможет), нужно было верить.
Итак, я сделал единственное, что мог.
Осторожно опустился на песок и вытянул свою сломанную ногу. Мои руки дрожали, когда я поставил костыль рядом. Дрожь не была чем-то необычным. Я постоянно дрожал. Я не знал, было ли это из-за голода или от боли — эти два ощущения сплелись воедино и безжалостно мучили меня. Я знал, что нахожусь на грани лихорадки, и должен поступать благоразумно, чтобы сохранить как можно больше своей энергии.
Нижняя губа Пиппы задрожала.
— Куда она побежала?
— Она скоро вернется. Не волнуйся. — Я похлопал по земле возле себя. — Присядь.
Девчушка замотала головой, нетерпеливо глядя в лес. Даже дети тянулись к Эстель, потому что она заверила их, что все будет хорошо, пока она будет рядом.
Со мной... у них была больше вероятность получить леща, чем объятия.
Я сказал правду, когда Эстель спросила, помогла ли шина. Я чувствовал себя лучше. Она заслужила мою вечную благодарность. Но это не имело значения, потому что было так много плохого, что нужно преодолеть, прежде чем мы нашли бы что-нибудь хорошее.