Невидимый мир
Шрифт:
Можно, конечно, жить спокойно и ждать, когда все тебе объяснит Хессет в последнем постановлении, а священник на проповеди подробно растолкует...
Ивик летела над Медианой стремительно, и Триманская зона приближалась. Два раза она заметила движущиеся в Медиане группы, кажется, дарайцев - и оба раза старательно обогнула их по большой дуге. Однажды залетела в патрулируемую зону, но подала кодированный сигнал, и ее оставили в покое.
...можно так жить. И даже нужно, наверное. Это даже правильно. Кто такой человек, кто такая она, Ивик, ничего из себя не представляющая, не имеющая ученых степеней и особых заслуг, простая женщина - чтобы судить о мире, о Дейтросе и Дарайе, о смысле жизни? Делать какие-то самостоятельные выводы. Это глупо. Неужели она умнее всех?
Только что же делать, если эти "все" дают такие разные ответы.
А может, наоборот, только так и надо? Может, каждый из нас отвечает за всю Вселенную? И каждый ищет смысл жизни для человечества? Ивик не знала. Ясно только одно - просто так она уже не сможет вернуться. И лучше не вернуться совсем...
А ведь не вернется. Сейчас Ивик понимала ясно, как никогда, что впереди почти непреодолимая преграда.
Там, где под Медианой была Европа, где-то в центре, мельком глянув в визир, в последний, может, раз, увидев башни высокого собора, Ивик стала погружаться.
Построив временной туннель, прошла преграду, небо потемнело, но радужные стены эффектом Допплера сияли и манили. И можно было плыть, собственной волей уничтожив тяжесть. Кругом сверкали радужно поля, и красота была сильнее, чем тревога в сердце. Средь этой красоты не страшно умереть. Ведь все равно придется - один раз придется перейти туда, где все иначе. И может, бессознательная мгла - и верующий не свободен от этих мрачных представлений, но может быть, и в этом радужном сияньи верилось - там просто все другое. А как - нам не дано узнать, и это к лучшему...
Сомкнулось небо.
Разомкнулись зубья высокого хребта, второй туннель вливался в первый. Ивик поняла, что потеряла путь. Но погружение должно быть глубже, дальше. Что там, и как это влияет на сознание? Сплошная неизвестность. Но поздно возвращаться. Ивик двигалась вперед.
А после третьего туннеля распались стены... Медиана раскинулась вокруг совсем иная. Все образы и все фантомы, которые когда-то создавались руками, мозгом гэйнов и досужих фантазеров - все плыло мимо. Отзвуки великих битв, кровавых битв, оружие, какого представить невозможно, поля, усеянные трупами и рваными кусками тел, кровавые поля, почва, на метр пропитанная кровью... Вставали то и дело сияющие стены дворцов и замков, пышные сады цвели вокруг, и всадники неслись. Девы прекрасные скользили мимо, летели лебеди и стаи птиц иных. Поля, леса, животные. Абстрактные фигуры, сечения, свечение невероятных красок, спирали и воронки в небесах - все, что когда-либо безумная фантазия на свет производила, все явилось. Волшебным образом все это было сразу, одновременно, накладываясь, совмещаясь, как зайцы в шляпе фокусника, Бог весть, какие измеренья здесь сливались воедино, и чудо, что удавалось человеческим сознаньем всю эту вакханалию воспринимать...
И гэйна поняла, что означает время и вечность. Почему никто не умирает. Где пребывают души праведных на небе, и что такое небо, и где души грешных пребывают - тоже поняла. Здесь, в вечности, стояли все фантомы, все созданное чьими-то руками и разумом, и время здесь стояло. И время не могло быть бесконечным, дурная бесконечность невозможна, Вселенная закручена в кольцо. И время ее - миг, всего лишь миг, короткий, преходящий. Не только человечья жизнь - мгновенье, но и все время человечества - секунда, смешной и незаметный промежуток...
Но вечность его может заполнять.
Одна секунда не равна другой, тем более различны годы. Лишь интенсивность проживанья, подлинность и мощь переживаний, все, что смогло вместить одно мгновенье - определяет, вечно или кратко оно продлилось.
В данный миг - всего лишь миг - в ее душе жил опыт человечества всего, все битвы, подвиги, предательства и страхи, жестокость, милосердие, любовь. И нежность матери, безмолвное блаженство ребенка у груди, и ненависть святая, что воина ведет, и темное предчувствие разврата, и мрак отчаянья, отчаянная гордость и братская любовь, и чистая молитва, и муки голода, и черный смрад могилы... Вставали города вокруг, как призраки, входили в гавань корабли. Движенье прекратилось, недвижимо застыла гэйна, а вокруг вращался мир.
Она была собой - и этим миром. Она была частицею потока. И смерти больше не существовало. Миг стал вечностью. Быть может, это смерть и есть - она не знала, и это не заботило ее.
И опустившись на колени, она молилась, может быть впервые по-настоящему поняв, что значит вечность, и испугавшись или осознав, что значит - Бог...
Она была ребенком и играла на раскаленной старой мостовой, кидая круглые монетки, что застревали меж камнями, поросшими пушистым мхом... И ехала карета, громко цокали копыта по старинной мостовой. Летел сверхзвуковой новейший истребитель, от пота лоб взмокал под тесным шлемом, от напряженья стискивая зубы, пилот направил ручку управленья на себя... в сыром подвале еретик ждал казни, стараясь отодвинуться от стен подальше ледяных, и страх, и гордость в душе боролись... Дама белокурая чуть подняла вуаль и тут же отвернулась, понимая, что знак ее воспринят, и избранник будет у порога этой ночью. Слепой сидел у рынка, не видя света, прислушиваясь к перебранке, людским шагам, и гомону, и шуму, и звонкая монетка упала рядом, слепой ладонью зашарил по камням, не упустить подачку... Гэйн, выйдя в Медиану, увидел впереди отряд и встал, слегка расставив ноги, готовясь к контратаке, понимая, что пропустить врагов нельзя, и что рассчитывать на помощь не придется, а значит, надо продержаться, сколько сможешь... Ремесленник любовно провел рукой по боку готового изделия - он только что сработал отличное седло для доброго коня. Ученый, размышляя, увидел лучик света, что скользил, на грани зеркала раскидываясь в спектр, и вдруг догадка о природе фотона острой молнией кольнула... Женщина-хирург потребовала скальпель, сделала разрез, тампоном стерла кровь. Монах запел вечерню, глядя, как солнце остывает в витражах. И роженица закричала в последний раз, последней страшной болью давясь, и облегчение настало, и ей сказали "это мальчик". Конструктор бросил взгляд на чертежи и вдруг задумался, не стоит ли убрать ненужные узлы, которые лишь отягчают схему...
Ивик была одновременно во всех, со всеми рядом, и не только созданья человеческой фантазии, но каждое движенье, чувство, мысль - все было ей доступно на мгновенье. Мгновение одно и то же, растянувшееся в вечность... Ивик понимала - и от такого понимания горела ее душа, текли беззвучно слезы, и в каждом человеке была она, и каждый был в ее душе, и целостность всего живого, человечества, родство было так ясно в этот миг. И крест Распятья стоял, как будто голограмма, отражаясь бесконечно во всем живом, во всем разумном и во всем, где есть душа, и на кресте от боли изнемогал ее любимый брат...
И времени покровы сгустились, темнота настала, и пропало виденье вечности, и ужас подступил, небытие невидимой рукой коснулось горла. Но бороться со страхом,болью, ужасом и смертью она привыкла с детства, любая гэйна прошла бы этот путь... наверное, любая. Она не знала. И не так уж важно - тут главное не сдаться и терпеть, бороться до конца, и смерть нас не возьмет.
Она прошла над самой алой бездной. Над золотым огнем и жадной пастью, над черной пропастью. И в следующий миг - опять же, растянувшийся на вечность - она прошла сквозь ад...
И снова пониманье как молния пронзило. Снизошло. Не только бывшее существовало в Медиане. Не только созданное разумом и волей, рукой ремесленника и душой поэта. Не только те миры, что жили, и любили и страдали, реальные и плотные - но все, что были кем-то созданы. Одно лишь неясно было: создавали творцы свои миры, давая плотность, реальность, их строя как фантомы - или же наоборот, миры легко и властно завладевали творцами, заставляя их рассказывать кому-то о себе...
Все, что фантазия когда-либо творила - существовало где-то во Вселенной. И ничего нельзя придумать. Самые безумные миры роились, подобно мыльным пузырям, и гэйна их ощущала так же, как ощущала человечество вокруг.