Невинное развлечение
Шрифт:
— Разве вам не известно о других женщинах нечто, чего мужчины в своем тупоумии не могут разгадать?
Она кивнула. Он прав.
— Просто держитесь от него подальше. Пообещайте.
— Такого я пообещать не могу, — сказала она, хотя и сама этого хотела.
— Оливия…
— Я попытаюсь, но это все, что я могу сделать.
— Хорошо.
Наступила нерешительная, нервная пауза.
— Вам следует пойти и принять ванну. Вы дрожите.
— Вы тоже, — тихо сказал он.
Она и не заметила, что и ее бьет дрожь. А потом… что было еще хуже… она поняла,
— Спокойной ночи, — быстро произнесла она. Слезы уже подступали к глазам, но она не хотела, чтобы их увидел Гарри.
— Спокойной ночи, — ответил он, но ей удалось закрыть окно до того, как он произнес эти слова. Она бросилась к постели и зарылась лицом в подушку.
Но не заплакала, хотя очень хотела. И все еще не понимала почему.
Гарри вышел из кабинета, закутавшись в одеяло. Ему уже не было так холодно, но чувствовал он себя отвратительно. В душе была непонятная, тревожная пустота, которая все росла, поднимаясь к горлу и сжимая сердце.
Дело было не в холоде. Это был страх.
Князь Алексей чем-то напугал Оливию. Гарри не мог точно знать, что князь сделал или сказал, и если он будет слишком настаивать на том, чтобы Оливия призналась в том, что было, она постарается преуменьшить свои чувства. Но случилось нечто неподобающее. И случится опять, если князю будет предоставлена свобода действий.
Гарри пересек холл, поддерживая левой рукой одеяло, а правой растирая затылок. Ему надо успокоиться. Надо собраться с мыслями. Он примет ванну, а потом ляжет в кровать, все обдумает и спокойно оценит ситуацию и…
Он услышал, как кто-то дергает ручку парадного входа.
Сердце гулко застучало в груди, все мышцы напряглись, словно готовясь к драке. Он же преследовал этих таинственных русских. И теперь…
Какой же он идиот! Если кто-то собирался проникнуть в его дом, он вряд ли стал бы трясти входную дверь. Гарри открыл замок и распахнул дверь.
Эдвард упал через порог.
Гарри смотрел на младшего брата с отвращением.
— О Господи!
— Гарри? — Эдвард взглянул на брата мутным взглядом. Интересно, подумал Гарри, а кого он хотел увидеть?
— Сколько ты выпил? — потребовал ответа Гарри.
Эдвард попытался встать на ноги, но у него не получилось, и он сел на пол прямо в середине холла с таким видом, будто не понимал, где он находится.
— Что?
— Сколько ты выпил? — повторил Гарри, но уже более спокойным голосом.
— Я… ну… — бормотал Эдвард, двигая ртом так, будто жевал жвачку. Возможно, так оно и есть, подумал Гарри, с отвращением глядя на брата.
Какое это имело значение, сколько выпил Эдвард? Одному Богу известно, как он вообще добрался домой. Он такой же, как их отец. Единственное различие было в том, что сэр Лайонел почти всегда напивался дома, а пьяный Эдвард был посмешищем всего Лондона.
— Вставай, — приказал Гарри.
Эдвард поднял на брата бессмысленный взгляд.
— Вставай!
— П-почему ты сердишься? — пробормотал Эдвард, протягивая руку, чтобы Гарри ему помог. Но Гарри руки не подал, и Эдварду пришлось подниматься самому.
Гарри едва сдерживался от того, чтобы не взять Эдварда за шиворот и как следует не встряхнуть. Ему хотелось крикнуть, что он губит себя, что он в любой момент может умереть так, как его отец, — глупо и в полном одиночестве.
Их отец выпал из окна — слишком далеко высунулся и сломал себе шею. На столике рядом с окном стояли стакан и пустая бутылка.
Во всяком случае, так ему сказали. Гарри был в то время в Бельгии. Описание деталей смерти отца было в письме его поверенного.
Мать ему вообще ничего не написала.
— Ложись спать, — сказал Гарри.
Эдвард стоял, покачиваясь и глупо усмехаясь.
— Нечего мне приказывать, что я должен делать.
— Как знаешь.
С него довольно. Все повторялось в точности так, как с отцом. За исключением того, что сейчас он может что-то сделать. Что-то сказать. Ему не надо убирать за кем-то блевотину.
— Делай что хочешь, — с дрожью в голосе сказал он. — Только не надо блевать в моем доме.
— А-а, ты бы этого хотел. — Эдвард пошатнулся и ухватился за стену. — Ты бы хотел, чтобы я убрался, чтобы все оставалось чистеньким. Ты никогда не хотел, чтобы я жил с тобой.
— О чем, черт побери, ты болтаешь? Ты мой брат.
— Ты меня бросил! Бросил! — Эдвард перешел почти на крик.
Гарри смотрел на него с недоумением.
— Ты оставил меня одного. С ним. И с ней. Больше никого не было. Ты знал, что Энн уедет, чтобы выйти замуж. Ты знал, что у меня больше никого не останется.
Гарри покачал головой:
— Ты должен был уехать в колледж. До этого времени оставалось всего несколько месяцев. Я позаботился об этом.
— О, это было только…
Голова Эдварда болталась, лицо исказилось. Гарри был уверен, что Эдварда вот-вот стошнит. Но тот просто пытался подобрать нужное слово — сарказм или что-то в этом роде.
Но он был слишком пьян.
— Ты даже… ты даже не подумал. — Эдвард погрозил Гарри пальцем. — Ты не подумал, что случится, если он меня опозорит.
— Я предполагал, что ты ему этого не позволишь.
— Как бы я смог это сделать? Мне было двенадцать лет. Двенадцать!
Гарри попытался вспомнить, как он прощался. Но не мог ничего вспомнить. Он так хотел поскорее выбраться из этого дома, оставить все позади. Но он все же дал Эдварду совет, не так ли? Он сказал, что все будет хорошо, что он уедет в колледж и ему не придется иметь дело с их родителями. И он посоветовал не подпускать отца даже близко к колледжу, разве не так?
— Он написал в штаны, — сказал Эдвард, — в первый же день моего пребывания в колледже. Он уснул на моей постели и описался. Я поднял его и поменял штаны. Но у меня не было чистой простыни. И все… — Эдвард поперхнулся, и Гарри отчетливо увидел испуганного, брошенного, одинокого мальчика. — Все решили, что это я описался. Замечательное начало, не так ли? После этого я стал самым знаменитым мальчишкой в колледже. Все хотели со мной дружить.