Невинный сон

Перри Карен

Землетрясение вдруг прекратилось. Здание теперь покачивалось, словно дверь на разболтанных петлях. Гаррик стремительно ринулся в спальню. Он посмотрел на мальчика – своего сына – и с ужасом понял, что затишье было обманчивым. Стены снова заскрипели и застонали, а снизу послышался уже совсем иной шум, – это рушился фундамент здания.

Знал ли тогда Гаррик, что именно он намеревался делать дальше? Даже впоследствии он не был в этом уверен. Но возможно, и знал. В мозгу мелькнула мысль о том, что ему не удалось спасти жизнь одного сына, зато теперь он спасает жизнь другого.

Это не был героический поступок. Инстинкт заставил Гаррика схватить ребенка и вынести его из рушащегося дома. Он торопливо завернул мальчика в покрывало и спустился по лестнице. Быстрее, быстрее на улицу! Гаррик пересек лавку и добрался до двери. В этот момент он услышал над головой треск дерева и увидел, как вокруг него падают стены. Изо всех сил он толкнул входную дверь, и они вывалились на улицу. Только тогда он услышал плач и крики из соседних домов.

Гаррик даже не оглянулся на рухнувшее позади них здание. Он побежал по улице, думая лишь о том, как оттуда поскорее выбраться. Казалось, что в бега пустился весь Танжер. Людской поток стекал по холму и разливался притоками по улочкам и переулкам.

Пот струился у него по лицу, в груди горело, но Гаррик продолжать бежать. Он должен был доставить мальчика в безопасное место! Вперед и вперед сквозь пропитанный пылью и дымом воздух, не останавливаясь ни на миг, ни на минуту не задумываясь о добре или зле. Сил ему уже придавало совсем иное чувство. Гнев. Теперь он убедился в бездумном отношении Гарри к ребенку, убедился в его абсолютной виновности. Гаррик бежал по улицам старого города мимо разрушенных лавок и кафе, ни разу не останавливаясь до тех пор, пока не достиг побережья.

«Мальчика надо отнести в больницу, – подумал он. – Потом разыскать Робин». Но вместо этого он прибежал к себе в отель. Отель – в доказательство собственной прочности – не шелохнувшись стоял на своем прежнем месте. Его постояльцы испуганными группами толпились в вестибюле. Гаррик с колотящимся сердцем принялся выглядывать среди них Еву и увидел, что она, бледная как полотно, не сводя глаз с мальчика, направляется прямо к нему. Не произнеся ни звука, они отделились от толпы и ушли, никем не замеченные.

В номере царил мрак, так как электросеть вышла из строя. Гаррик закрыл спиной дверь и прошел в глубь комнаты. Он осторожно положил мальчика на кровать. Ева зажгла спичку. Неизвестно откуда она достала свечу. В ее мерцающем свете от белого покрывала, казалось, исходило сияние. Ева подошла и стала рядом с мужем. Гаррик взглянул на ее испуганное лицо, потом посмотрел на спящего ребенка и только тогда вдруг, сделав глубокий судорожный вдох, провел руками по лицу и подумал: «Господи! Что же я наделал?»

Они проговорили почти до утра. Шепотом Гаррик объяснил Еве, что случилось: он отправился в лавку Козимо, началось землетрясение, он нашел в доме мальчика. Гаррик рассказал ей, как бежал всю дорогу, пока не добрался до их отеля. Она не спросила его: «Почему? Почему ты рисковал своей жизнью?» Не спросила она и о том, с какой стати он отправился туда и почему принес ребенка в отель, вместо того чтобы вернуть его

родителям. Он говорил, а Ева слушала его со спокойным, непроницаемым лицом и лишь кивком головы поощряла, чтобы он рассказывал дальше.

– Надо сообщить его матери, – наконец сказала она.

– Надо.

Но он продолжал сидеть, и она больше об этом не упомянула.

Мальчик тихо спал. А Гаррик наблюдал, как жена подошла взглянуть на ребенка уже в шестой или седьмой раз с той минуты, как Гаррик положил его на постель. Она подтянула покрывало и получше укрыла малыша. Ее рука машинально потянулась коснуться кудрявых волос, и Гаррик вспомнил, как она точно так же гладила по голове Феликса; этот привычный жест был таким естественным и одновременно таким невыносимо печальным, что Гаррик не выдержал и отвернулся.

– Может, следует вызвать врача? – взволнованно спросила Ева.

– С ним, похоже, все в порядке. Пусть поспит.

Ева, скрестив руки на груди, не сводила с мальчика глаз.

– Он крепко спит.

– Да, спит.

– И он не проснулся, когда ты забрал его?

– Нет.

– Он спал всю дорогу до отеля?

Гаррик уткнулся взглядом в пол и почувствовал боль во всем теле. Он знал, что жена смотрит на него в упор и ждет ответа. Она явно не могла в это поверить.

– Я думаю, ему дали снотворное.

– Что?!

Ее вопрос был не столько вопросом, сколько обвинением. Гаррик поднял голову и встретился с ее взглядом, таким же недоверчивым, гневным и возмущенным, каким в свое время встретил это известие он сам.

– Откуда ты это знаешь? – требовательно спросила она.

Гаррик покрутил на руке часы.

– Дейв?

Гаррик понял, что ему придется ей все рассказать.

Он подошел к мини-бару и вернулся с двумя порциями виски с содовой. Жена села рядом с ним и со стаканчиком виски в руках слушала о телефонном разговоре в Нью-Йорке, о Робин и о том, что он от нее узнал.

В комнате воцарилась мертвая тишина, и в этой тишине Гаррик физически ощутил ее потрясение.

– Так поступить с ребенком, – качая головой, проговорила Ева, – да еще во время землетрясения. Он же мог погибнуть.

– Знаю.

– Такая безответственность, – продолжала она и снова перевела взгляд на мальчика.

– Точно, – подтвердил Гаррик.

– И она знала об этом и позволила ему вернуться? – спросила Ева и резко обернулась к нему, точно эта мысль только что пришла ей в голову.

Гаррик кивнул, а Ева издала тяжкий вздох – вздох, полный ярости. Комнату будто захлестнули волны гнева, и в них выплеснулся немой вопрос: «Что же это за мать, если она подвергает своего ребенка такому риску?»

Гаррик знал, что всякий раз, когда всплывало имя Робин, оба они чувствовали неловкость: он испытывал чувство вины, а в Еве закипала злость при одном упоминании другой женщины. Однако в тот вечер не было ни упреков, ни холодного молчания. За окном пылали пожары. Всю ночь выли сирены. А в номере отеля между Гарриком и Евой постепенно крепла связь. Они становились ближе и ближе друг другу, их теперь притягивало и связывало нечто совсем неожиданное.