Невольница: его проклятие
Шрифт:
— Прости меня. Прости меня. Прости меня, — ее будто колотило от холода.
— За что?
Она всхлипнула и спрятала лицо в ладонях:
— За то, что я предала тебя тогда. Как последняя сука. Я так хотела выслужиться перед ними. Думала, так будет лучше. Для всех.
Я молча стояла, ковыряла ногти. Я все это время предпочитала думать, будто этого не было. Предпочитала вспоминать ту Лору, которая была на Норбонне. В чем-то мудрую, в чем-то жадную глупышку. Я даже не допускала, что судьба позволит нам снова увидеться. Теперь я была растеряна.
Она
— Ну, хочешь, ударь меня! Ударь! Я заслужила. Только не молчи!
— Удар — это просто звук и боль, — я отошла и прислонилась к витому столбику кровати. — Синяк рано или поздно пройдет, от него не останется и следа. А то, что ты сделала, называется предательством. Эти следы не сведешь, как синяк. Они болят годами. От имперцев можно ждать чего угодно — это имперцы. Все это можно даже забыть, привыкнуть. Но получить нож в спину от человека, которого считал родным… Ведь у меня не было никого кроме мамы и тебя. Мамы нет — осталась только ты. Единственная. А теперь никого не осталось. Пустота.
Она присела на корточки, сжалась и отчаянно рыдала. Навзрыд, содрогаясь. Наконец подняла голову с горящими яркими глазами:
— Ты все равно не смогла бы сбежать. Ты могла погибнуть! Все закончилось бы еще хуже! Я хотела как лучше!
Я покачала головой:
— Не важно, что ты хотела — важно, что ты сделала. Я предпочла бы хуже, но знать, что могу довериться самому близкому человеку. Ты была мне сестрой… что ж… теперь дешевая шлюха в борделе. Хороший обмен.
Я не хотела смотреть на ее слезы. От слез нет толку. Слезы — это всего лишь бессилие тех, кто мало видел. Не знаю, способно ли теперь хоть что-то заставить меня заплакать?
— Так ты меня не простишь?
— Прощу — я не хочу таскать в груди этот камень. Но доверять тебя больше не смогу.
Она снова вздрогнула и зарыдала с неистовым рычанием.
Я огляделась: небольшая темная комната с дверцей в маленькую ванную. Вездесущие лаанские светильники на стенах. Я их ненавижу. Посреди — огромная кровать с резным решетчатым изголовьем под выдвижным балдахином. Узкое окно в пол забрано тяжелыми зелеными шторами. Большой пузатый комод у стены. Ваза, свежие цветы, которые уже начали увядать и клониться, окрашивая воздух запахом тления.
Бесконечные рыдания перетряхали все внутри. Я посадила Лору на кровать, села рядом, поправляя налипшие на ее красное мокрое лицо волосы:
— Перестань. Я не хочу мусолить это бесконечно.
Она вскинула голову:
— Значит, мы больше не подруги?
Я отвернулась и не ответила. Я теперь и сама не знала, кто мы.
Она ухватила мою руку, сжала тонкими пальцами:
— И никогда не будет как прежде?
— Как прежде уже ничего не будет.
Она долго смотрела на меня, наконец, уткнулась лбом в плечо:
— Я заслужу. Я больше никогда не поступлю так.
— Это твое дело.
Я поднялась и подошла к черному окну, в котором отражалась комната.
Лора облегченно вздохнула, будто получила от меня одобрение, расслабилась,
— Как ты думаешь, что со мной будет?
Она покачала головой:
— Я не знаю. Честно, — она яростно утирала слезы рукавом. — У Хозяйки безграничная фантазия. А у тех извращенцев, которые сюда приходят — еще хлеще.
Сердце заколотилось так, что в груди болело. Если я сейчас выпрямлю перед собой ладони — пальцы будут трястись, как у старухи. Это невозможно контролировать. Лишь бы не поддаться панике. Если по дороге, в лабиринте коридоров, я обреченно понимала, что сдалась, то теперь снова не хотела смиряться. Потому что увидела проблеск надежды. Крошечный, едва заметный. Жирная жаба насильно всучила мне его.
— А если поговорить? Пригрозить? Де Во — Великий Сенатор.
Лора пожала плечами:
— Я не знаю. Правда, не знаю. Можно попробовать. Но захочет ли она слушать? У нее высокие покровители. Один Марий Кар чего стоит. Стелется перед этим уродом. А тут все девочки по углам прячутся, когда знают, что он явился.
— Почему?
— Потому что от него не все живыми уходят.
Прозвучало делано-равнодушно. Меня будто окатили ледяной водой:
— Как Вилма…
Лора опустила голову:
— Может быть… Мне, к счастью, повезло. Я из самых дешевых, а там не бывает таких извращенцев. За это доплачивать надо.
— Как ты сама здесь оказалась?
Лора открыла, было, рот, но отвратительный писк замка заставил вздрогнуть.
Глава 40
Дверь с объемным шипением поехала в сторону, выставляя на обозрение затянутые в красное телеса. Лигурка шагнула в комнату, глядя на Лору, махнула рукой, будто отгоняла муху, и та поспешно вышла. Прошмыгнула, будто мышь. Толстуха подождала, пока закроется дверь и приветливо улыбнулась:
— Ну как, ты устроилась, моя дорогая?
Я открыто посмотрела в темное лоснящееся лицо:
— Вы солгали.
Толстуха поджала губы и принялась обмахиваться веером, который зажимала в пухлой руке:
— Я не солгала — я немного приукрасила.
Я решила не тянуть:
— Вы ведь знаете, кто я такая.
Лигурка кивнула.
— Вы знаете, что мой хозяин — Великий Сенатор Империи.
Снова довольный кивок.
— Меня похитили у него. Он меня ищет. Верните меня — и получите щедрую награду. Вам будут благодарны.
Красные губы расползлись, обнажая ряд мелких крысиных зубов:
— А если я откажусь?
Хотелось сказать, что она поплатится, пригрозить чем-то страшным. Но я боялась выглядеть смешной — тогда она свсем не поверит.
— Тогда вас ожидают неприятности.
Я старалась казаться как можно равнодушнее, спокойнее, но едва не клацала зубами. Голос предательски подрагивал, с каждым словом ослабевал, будто заканчивался и вот-вот иссякнет. Из меня получился бы плохой политик — я совсем не умею скрывать эмоции.