Невольница судьбы
Шрифт:
Я вытаращилась на неё. Как к подобному можно привыкнуть? Как вообще можно раздеться перед десятком мужчин, зная, что они без остановки будут насиловать? Каково чувствовать их члены внутри себя и ощущать, как потоки спермы заполняют тело? Меня передёрнуло.
— Ох, зря я рассказала всё это, — запоздало спохватилась Рэшма. — Что-то ты своим сочувствием и угрызениями совести насмешила меня. Видите ли, двое стражников трахнули меня! Говорю тебе, это такая ерунда! Зато мы можем идти в каменоломню. Они разрешили.
Только мне
Я сидела в отупении, глядя на Рэшму отрешённым взглядом. Я разглядела в ней другого человека, не того, который заботится обо мне и Сэтмане. Зачем она рассказала мне всё? Порой лучше ничего не знать!
— Ну вот, — разочарованно протянула она, заметив моё состояние, — теперь ты точно презираешь меня.
— Ты рассказала мне всё, чтобы добиться этого? — холодно спросила я.
— Вообще-то нет, — печально ответила она, и, помолчав, добавила: — Просто подумала, что между двумя близкими людьми, такими, как ты и я, не должно быть секретов и недомолвок. Теперь ты знаешь обо мне всё. Только, боюсь, после этого ты не захочешь есть со мной из одной посуды и находиться в одной комнате.
Её слова были пропитаны душевной болью, и я задохнулась от отчаяния. Я повторила про себя сказанное Рэшмой: «между двумя близкими людьми, такими, как ты и я, не должно быть секретов и недомолвок». И тут меня как током ударило! Это же означает, что она поделилась со мной самым сокровенным, открыла мне душу, а я плюнула в неё и отвернулась.
Рэшма закрыла лицо и заплакала. Вот так неожиданность. Я и не думала, что она способна на слёзы. Только не это! Ну зачем же плакать?!
— Не надо, — попросила я, но она не услышала меня.
Первый шок от признаний прошел, и я поняла, насколько тяжело ей было рассказать мне всё. Но ещё труднее терпеть похоть мужчин, готовых издеваться над беззащитным телом. Если бы её не изгнали из общества за то, что она украла еду для больной матери, она не стала бы терпеть унижения и боль. Но жизнь поставила её на колени и отдала на истязание мужчинам. Разве Рэшма виновата в происходящем? Нет! Она — жертва!
Я обняла её за плечи и прижала к себе.
— Не плачь, — погладила её по голове и снова прошептала: — Скоро ты наберёшь необходимую сумму на дом и перестанешь бывать у Роджиса.
Но она опять меня не слышала, сотрясаясь от рыданий. Её тело такое щуплое и многострадальное дёргалось в моих объятиях, вызывая боль в душе. Я продолжала гладить её и скоро рыдания перешли в слабые всхлипывания, а потом прекратились.
— Спасибо, — прошептала она и чмокнула меня в щёку.
— За что? — не поняла я.
— За поддержку и сочувствие. Я знала, что ты не отвернёшься от меня.
Отвернуться? После её рассказа это было бы жестоко.
— Мы же близкие люди, — припомнила ей её же слова.
Она кивнула, и улыбнулась. Ну вот, так-то лучше. Узнаю свою бойкую и несгибаемую Рэшму!
— Зашнуруй, — она повернулась ко мне спиной.
Тут же вспомнилось, как второй стражник развязал шнуровку и скинул с неё платье, чтобы добраться до грудей.
— Больно? — спросила я, затягивая верёвку.
— Это ты о чём? — не поняла она, ведь рассказала она мне очень многое и теперь растерялась, к какому эпизоду относится мой вопрос.
— Я видела на твоём лице страдание, когда стражник выкручивал соски.
— О! Так ты об этом! Ерунда! Скоро заживут! Трещины на сосках — частое дело.
Что? Частое дело? Заживут? Так что, этот козёл так крутил их в пальцах, что чуть не оторвал? Я вздохнула.
— Ладно, пошли, а то, чего доброго, стражники раздумают пускать нас на каменоломню.
Рэшма поднялась и, протянув мне руку, помогла встать. Не дожидаясь меня, зашагала к воротам. Я пошла следом и тут увидела на её платье пятно. Тут же поняла, что пока она сидела, двойная порция спермы вытекла из расширенного ануса и впиталась в одежду.
Проходя мимо стражника, даже не глянули на него. Он уже получил своё, поэтому не преградил путь.
Дорога была каменистой и поднималась в гору. Вдали раздавался гул и лязг от ударов кирок о камни. Поднявшись на возвышенность, мы увидели карьер.
Сотни мужчин долбили песчаник, откидывали его в сторону и укладывали в повозки, запряжённые лошадьми. Особо большие глыбы тянули к повозкам по два-три человека. Где-то там был мой Сэтман. Но где? Отсюда было не видно.
— Давай подойдём поближе, — предложила я, дёрнув Рэшму в сторону каменоломни.
— Конечно, подойдём, — откликнулась она, живо топая вперёд. — Мы же пришли сюда, чтобы поговорить с надсмотрщиком! А он там, — она махнула рукой в направлении карьера.
Стараясь держаться ближе к отвесной скале, зашагали дальше.
— Не попасться бы на глаза нашим, — озадаченно протянула я, вглядываясь в работников. Хотела увидеть Сэтмана, но при этом боялась быть увиденной им.
Мы подошли ближе, и тут я заметила его! Остановилась и вжалась в стену, наблюдая, как он, размахивая киркой, долбит породу. Отколов большой кусок, еле поднял его и потянул к повозке. Глядя на это, закусила губу. Какой тяжкий труд! Каторжный. Но при этом добровольный. Когда нет выбора с работой, приходится браться за любое дело, чтобы заработать жалкие гроши.