Невыдуманные рассказы
Шрифт:
— Слушай, вот тот с коричневым чемоданом... Лицо знакомое вроде. Напоминает кого-то... Может, остановим?
— А основания? Что мы скажем?
Но Савченко уже направлялся к такси. Матвиенко последовал за ним.
Савченко, подойдя, еще внимательнее посмотрел на мужчин. Теперь он почти не сомневался, что моложавый именно тот гражданин, словесный портрет которого объясняли недавно на оперативном совещании командиров дружин. Тонкий нос, рыжие густые брови, узкое сухощавое лицо, голубовато-белесые глаза. «Он, честное слово, он», — еще раз уверил себя Савченко.
— Извините, пожалуйста, просим предъявить документы.
Мужчины тем временем уже садились в машину.
— Позвольте, на каком основании? Кто вы такие?
А пожилой бросил шоферу:
— Трогай, трогай, браток, — и попытался закрыть дверь.
Но Савченко не дал этого сделать.
— Мы — дружинники. Просим вас пройти в отделение милиции. Это здесь рядом, в здании вокзала.
Мужчины переглянулись. Входить в конфликт с дружинниками, видимо, не входило в их расчеты. Идти в отделение — тем более. Тот, что помоложе, вдруг воркующе заговорил:
— Ребята, мы очень спешим. Если нарушили правила — извините. Оштрафуйте нас, и дело с концом. — И он полез в карман за бумажником.
— Штрафовать вас не собираемся. А в отделение просим пройти. Вещички тоже прихватите.
Начальник отделения милиции капитан Ибрагимов был человек пунктуальный. Он позвал всю вошедшую компанию в свой кабинет, предложил сесть. Потом не спеша достал бумагу, ручку, аккуратно устроил все это на столе и тогда только спросил:
— Итак, кто мы, откуда и куда держим путь?
Моложавый отвечал, едва сдерживая раздражение:
— А собственно, кому какое до этого дело? Почему мы должны вам что-то объяснять? Взяли свои вещи из камеры хранения и едем домой. А вот вы нам объясните, почему эти молодые люди творят безобразия? Задерживать людей без всяких на то оснований... Это знаете как называется?
Капитан Ибрагимов согласно кивнул головой:
— Без оснований, конечно, задерживать никого нельзя. Такого права никому не дано. Что же касается этих товарищей, они — дружинники. По поручению народа помогают нам порядок охранять. И помогают очень неплохо. Вот не далее, как вчера, одного молодца задержали. Тоже два чемодана получил. Оказалось — чужие. Квитанции выкрал. Нет, нет! Про вас я ничего подобного даже в мыслях не держу. Вот выясним кое-что, и уедете. Значит, Роготов Ян Тимофеевич?
— Да, Роготов.
— А вас как звать-величать?
— Благун Густин Яковлевич.
— Так и запишем... Значит, взяли свои вещи, находившиеся в камере хранения? Так?
— Да.
— Но почему вам, москвичам, вдруг понадобилось хранить их у нас на вокзале?
И Роготов и Благун опять начали выходить из себя.
— Да какое это имеет значение? Всякие причины могут быть.
— Это, конечно, так. Но все-таки странно, необычно как-то.
В это время в комнату вошли еще двое людей. Они поздоровались с Ибрагимовым и с дружинниками. Пристально посмотрели на Роготова и Благуна и сразу включились в беседу. Роготов еще более взвинтился:
— Позвольте, вы-то, граждане, почему вмешиваетесь?
— Спокойно, гражданин Роготов, — остановил его начальник отделения. — Эти товарищи из Комитета государственной безопасности.
Роготов побледнел, мгновенным тревожным взглядом обменялся с Благуном и, вдруг широко улыбнувшись, проговорил:
— Товарищи, может, кто-нибудь объяснит, в чем все-таки дело?
— Я же сказал вам: разберемся, — все так же невозмутимо продолжал Ибрагимов. — Так, значит, чемоданчики ваши?
— Наши. Точнее — мои. А товарища Благуна я попросил помочь.
— И что же в них, в этих чемоданах?
— Ну, обычное: предметы туалета. И кое-какие подарки знакомым. Неделю назад я в Ленинград должен был ехать. А когда уже был на вокзале, начальство выезд отсрочило, ну и, чтобы не тащить вещи обратно домой, оставил их в камере хранения. Сегодня, однако, решил забрать по той простой причине, что командировка откладывается надолго.
— Что ж, открывайте ваши чемоданы, посмотрим.
— Но позвольте, почему? С какой стати? — гневно, перебивая друг друга, закричали Роготов и Благун.
Ибрагимов встал из-за стола.
— Тихо, тихо, граждане. Мы должны, обязаны это сделать. Убедимся, что вещи ваши, и все будет в порядке.
Роготов выбросил на стол ключи и нервно закурил.
В чемодане, что был попроще, действительно оказались сплошь предметы туалета. Правда, многовато их было, этих предметов: нейлоновые рубашки, свитеры, дамские джерсовые костюмы, кофточки, обувь.
— Здесь то же самое, — приложив руки к груди и показывая на второй чемодан, уверял Роготов.
Сверху в нем действительно были уложены мужские и женские вещи, но под ними лежало нечто иное. В ничем не примечательной картонной коробке, в плотной вощеной бумаге оказались золотые монеты царской чеканки, золотые турецкие лиры, золотые фунты стерлингов. На самом дне коробки вроссыпь лежало несколько десятков кусков золотого лома. В другой коробке лежали аккуратно уложенные американские доллары.
Затем из чемодана извлекли два небольших узла. В них опять было золото, турецкие лиры, английские фунты стерлингов, десятки царской чеканки...
Наутро Роготов был на первом допросе у Петренко и Фомина.
— Что вы можете сказать по поводу валюты и ценностей, обнаруженных среди ваших вещей?
— К валюте и ценностям, обнаруженным в моем чемодане, отношения не имею. Как они туда попали — не имею понятия. Считаю, что это недоразумение или провокация. Прошу органы государственной безопасности разобраться в этой истории и защитить мое имя — имя честного советского человека.
— Да, конечно, разобраться придется. Но чудес, как известно, не бывает, Роготов, и по мановению волшебной палочки такие ценности в ваш чемодан перекочевать не могли. Не так ли? И потом, прием этот — я не я и лошадь не моя — известен давно. А вы, как человек грамотный, должны знать — простое отрицание вины ничего не доказывает и никого ни в чем не убеждает.