Нейлоновая шубка
Шрифт:
— Не делайте из этого мелодрамы, — сказал Жора. — В естественных условиях медведи не едят целую зиму…
— Они сосут в берлоге лапу, — продолжал Витольд.
— Он так не привык, — сказал дрессировщик. — Он же не дикий. Он домашний, он ученый, он так не может…
— А мы можем? — раздражаясь, сказал Жора.
— Хорошее воспитание он дает своему медведю. Он насилует его природу, приучая к круглогодичному питанию! — не преминул вставить Витольд.
— Коллеги! — взмолился Лаврушайтис. — Не будьте
— Нас не разжалобишь, — сказал Жора. — Я все равно не побегу продавать свой последний выходной костюм, чтобы дать вашему медведю витамины!
— Всю жизнь он ни в чем не нуждался. Он получал овощи, мед и фрукты. Теперь он голодает, — чуть не плача сказал Лаврушайтис. — Я перед ним виноват. Я мог его сдать в зооцентр. Его хотели взять в цирковую кавалькаду, на конвейер. Наконец, его покупали кинематографисты для картины «Таборные были». Я не дал. И зачем мне была нужна эта поездка? Я же получаю пенсию.
— Сдадите мишку в зооцентр месяцем позже, только и делов, — сказал Лошатников.
— Месяц такой жизни! Медведь не протянет!
Некоторое время все шли молча.
Перед домом приезжих Лошатников встрепенулся и сказал, бодрясь:
— И все же выше голову, друзья! Я завел вас в Тимофеевку, я вас и выведу!
В эту же ночь Лошатников и Викторина Аркадьевна бежали из райцентра, бросив на произвол судьбы дикую бригаду и домашнего медведя.
Глава двадцать восьмая
Исчезновение Лошатникова внесло смятение в ряды ансамбля «Будем знакомы». Члены бригады растерялись. На мгновение все оцепенели. Затем последовала бурная реакция. Раздались вопли о мщении, угрозы и проклятия. Особенно неистовствовали близнецы-сатирики:
— Мы не оставим от него камня на камне! — вопил Жора.
— Мы его испепелим! — вторил Витольд.
— Он плохо кончит! — грозил Лаврушайтис.
Лишь чудо-богатырь Иван Бубнов малодушно хныкал:
— Что теперь с нами будет?
После шумных угроз и обличений снова наступили часы депрессии.
Близнецы-сатирики молча рылись в чемоданах, смекая, что бы продать. Лаврушайтис ходил по двору в обнимку с медведем и так вздыхал, что просто сердце разрывалось. Иван Бубнов, разувшись, сидел на койке и тупо осматривал сапоги: не стерлась ли подошва и не сдал ли ненароком литой резиновый каблук.
Вечером все собрались в столовой. Помимо членов бригады здесь сидел и пьяный Акундин. Стол эстрадников не был отягощен яствами. На жестяном подносе лежала связка баранок и несколько лепешек, рядом стоял вместительный, как бак, чайник.
Изредка со двора доносился голодный рев Тамерлана. Лаврушайтис вздрагивал и закрывал уши ладонями.
— Я этого не перенесу, — говорил он.
— А мы перенесем? — спрашивал Жора.
— Медведь ему дороже живого человека! — возмущался Витольд.
— Я есть хочу, — канючил богатырь. — Что для моего веса полкило лепешек?
— Надо работать, — посоветовал Жора.
— Я не отказываюсь. Дайте мне сцену!
— Мы не об этом, — пояснил Витольд. — Вы молодой, сильный, вы богатырь-самородок. Будь я на вашем месте, я поработал бы дней десять грузчиком и вывез всех нас отсюда.
— А почему бы вам не поработать? — заартачился богатырь.
— Мы не можем, — сказал Жора.
— Мы слабосильные, — поспешил вставить Витольд.
— Мы такие с детства…
— Если надумаете работать, — сказала буфетчица, — идите на кирпичный завод. Там грузчикам крепко платят…
— По-моему, лучше таскать кирпичи, чем бить их на груди, — сказал Жора.
— Труд облагораживает человека, — добавил Витольд.
Близнецов понесло:
— Без труда не выловишь и рыбки из пруда.
— Без труда нет и плода.
— Была бы охота — заладится всякая работа.
— Доброе начало — полдела откачало!
Богатырь-самородок отрицательно качал головой.
— Я — артист! — гордо сказал он. — Я поднимаю тяжести только на сцене.
Сатирики-близнецы поскучнели. С улицы донесся жалобный рев Тамерлана. Лаврушайтис съежился как от удара.
— А что, если продать медведя? — вдруг осенило Жору.
— Это идея! — немедленно поддержал Витольд.
— Продай, Лаврушайтис, медведя, — захныкал богатырь. — Будь, Лавруша, человеком, продай животное!
— Пожертвуйте медведем…
— Ради коллектива, — закончил мысль брата Витольд.
— А кто его купит? Кому он нужен? — отбивался Лаврушайтис.
— Мне нужен! — раздался чей-то голос.
Все оглянулись. Федя Акундин тяжело поднялся с места.
— Вот видишь, товарищу нужен медведь, — обрадовался Жора.
— А зачем он вам? — спросил дрессировщик.
— Какое тебе дело, человек покупает — и баста!
— Не вмешивайся в его личную жизнь, — сказал Витольд.
— Так я не могу, — грустно ответил Лаврушайтис. — Тамерлан прожил у меня много лет! Я кормил его из соски. Я не могу. Я должен знать, в чьи руки он попадет.
— Не будьте подозрительным, Лаврушайтис, — заступился Жора. — Перед вами рядовой житель Тимофеевки. Простой советский человек.