Незабываемые дни
Шрифт:
— Ну, не все такие. Это те, которые собираются под немцем век вековать и дальше своего носа ничего не видят.
— Не все такие орлы, как вы… — не то пошутил, не то подтрунил над ним старик.
21
Выехать обратно в этот день Заслонову не удалось. На вокзале лихорадочно метались немцы. Было оцеплено депо. Поезда не шли. И когда Константин спросил у какого-то немецкого администратора о причинах задержки поездов, тот разозлился и с подозрительной поспешностью потребовал документы. Затем смягчился немного, процедил сквозь зубы:
— Крушение, господин инженер… Расчищаем путь.
Никто из русских, к которым обращался Заслонов, ничего не знал о причинах крушения. Только один машинист, с которым Константин был немного знаком еще до войны, сказал ему, что километрах в двадцати до станции воинский эшелон налетел на встречные паровозы.
— Партизаны?
— А кто их знает… Ходят слухи, что это натворил дядя Костя, будто в нашем депо и записку оставил немцам, обещал им скорую встречу.
— Вот это дядя.
— А что вы думаете, господин инженер! Это не кто-нибудь, он что захочет, то и сделает. — И, спохватившись, тихо добавил: — Так люди говорят, что очень хитер этот человек, любого проведет. Извините, говорю, что слышал. — И машинист торопливо ушел, видя, что его собеседник думает о чем-то своем и не склонен вступать в разговор. А о чем они думают, эти малознакомые люди? Нет особой нужды надолго с ними задерживаться и ждать, до чего они додумаются. Еще позовут патрульного, вот тебе и будет тогда дядя Костя.
Заслонов действительно думал о дяде Косте. Он слышал о нем не раз уже от самых разных людей, русских и немцев. Разговоры, слухи были самые разнообразные. Одни говорили о нем с симпатией, дружелюбием. Немцы, конечно, упоминали это имя с ненавистью и обещали применять самые лютые кары. Все это настораживало инженера, заставляло еще и еще раз проверять себя:
«Правильный ли ты выбрал путь? Не делаешь ли ошибок? Не боишься ли этих самонадеянных и крикливых людей, которые за своими истошными криками о победах просто не видят своей тупости и того, что они находятся на самом краю гибели?.. Нет, правильная дорога, господин инженер, правильная дорога, товарищ Заслонов!»
Под самый вечер Заслонову удалось, наконец, попасть на попутный поезд.
22
И в этот день и на следующий заглядывала Лена в соседний двор, надеясь там увидеть мешковатую фигуру Игната. Но его и след простыл. Даже старый Маслодуда, заметив ее частые приходы, посочувствовал ей:
— Скучаешь, Ленка? Ну не горюй, не такой он хлопец, чтобы пропасть ни за что, ни про что! Он свою дорогу знает!
— О ком вы это, дядька?
— Да о нем же!
— Еще бы что придумали… — не на шутку рассердилась девушка и, презрительно пожав плечами, круто повернула обратно.
Лену обижало пренебрежительное, как ей казалось, отношение старших. Отец обычно молчит, никогда не расскажет, что творится у них на заводе. Правда, за столом он порой жалуется на разные неполадки на работе, на беспорядок, на бессмысленные приказы немцев, которые только возмущают рабочих. Но о всем происходившем на заводе Лена узнает от редких своих и подруг, оставшихся в городе. От брата-железнодорожника совсем ничего не добьешься, что там делается в их диспетчерском управлении. Игнат, который до войны всегда рассказывал ей о всех событиях на заводе, в последние месяцы точно воды в рот набрал, то отмалчивается, то вечно спешит куда-то с разными своими делами. Конечно, Лена догадывается об этих делах. Лена сама выполнила несколько поручений Игната. Она ходила к одной девушке, знакомой еще по школе, а сейчас служившей уборщицей в районной комендатуре. На неогороженном дворе комендатуры был склад, приспособленный немцами под помещение для арестованных. Ключи от этого склада всегда находились на столе, в кабинете коменданта. Уборщица, улучив удобную минуту, сделала слепки с этих ключей на кусочке мыла и передала его Лене. Потом Лена видела, как Игнат целый вечер делал ключи по этим слепкам. А спустя несколько дней она прочла в местной газете о «наглой вылазке бандитов», которые почти в самом центре города освободили из тюрьмы полсотни арестованных и скрылись вместе с ними. Лена показала эту газету Игнату и с видом заговорщика спросила:
— Не твои ли там ключи поработали?
Игнат загадочно посмотрел на нее. И нельзя было понять, то ли сердито, то ли шутя ответил:
— За кого ты меня принимаешь, Лена?
Большего от него не добьешься. Лена даже собиралась обидеться:
— Никаких твоих поручений больше выполнять не буду.
И, не прощаясь, вышла из комнаты. Но он догнал ее на полдороге, ласково взял за руку, посмотрел в глаза:
— Будешь выполнять, Лена! Не для меня же ты стараешься. Может, те ключи вернули жизнь пятидесяти человекам, а ты вот дуешься, как маленькая девочка-капризуля. А как эти люди выбирались оттуда, это не так уж важно, лишь бы благополучно выбрались.
В тот вечер они долго говорили. Беседовали, как взрослые, серьезные люди, о жизни, о будущем. О нынешнем не вспоминали. Оно было таким жутким и неприглядным, что о нем и говорить не хотелось. Они даже поклялись друг другу ничего не пожалеть, даже самой жизни, чтобы любыми силами, любыми средствами избавиться от этой страшной доли. В тот вечер он впервые произнес то заветное слово, которое было предназначено только для нее одной, — люблю. Она боялась этого слова и вместе с тем страстно ждала его. Она знала, что оно не минует ее. Оно было такое желанное и в то же время неожиданное, что ей хотелось еще и еще раз услышать его.
— Ну скажи, Игнат…
— Что тебе сказать? — тихо спросил он.
— Ты сам знаешь…
И вместо слов, робко обняв, он впервые поцеловал ее.
Они склонились друг к другу и шли счастливые, радостные, сосредоточенные. Глухая улочка, по которой они шли, казалась им самой красивой на свете. И каждая мелочь, каждый камешек на дороге, замшелые ограды палисадников, ржавые жестянки номеров на домах — все это казалось близким, дорогим, своим. Тут же они ходили еще до войны — он на завод, она в школу.
…Несколько дней не было об Игнате никаких слухов. И, только встретившись случайно на улице с одним парнем, Лена, наконец, узнала, что Игната в городе нет, он вынужден был бежать из города к ушел, видно, к партизанам.
Тогда в сердце Лены вернулся покой, и она уже больше не ходила на Маслодудов двор. Даже сам старый Маслодуда, увидав ее на соседнем дворе, тихо спросил:
— А не знаешь ли ты, Ленка, куда девался мой квартирант?
— Откуда же мне знать про ваших квартирантов, вам виднее, где они ходят… — ответила она, но уже без всякой обиды и без всякого задора.