Незапертые чувства
Шрифт:
– Я не могу, - я резко разворачиваюсь в сторону Крессиды.
Пит от неожиданности выпускает мою руку.
– Нам нужно уходить отсюда, я не могу здесь находиться! – перехожу на крик.
– Китнисс, - Пит кладет руки мне на плечи.
Я знаю, что ему тоже нелегко. Возможно, даже в сто раз хуже, чем мне, ведь его семья тоже где-то среди этих несчастных людей.
– Это я, это моя вина! Все эти смерти на моей совести, понимаете? – я начинаю ходить из стороны в сторону, истерично размахивая руками. – Его убила я, - указываю
Вокруг стоит гробовая тишина. Никто не ожидал от меня такой реакции, ведь я уже была здесь, я все это видела. Но эмоции взяли верх лишь сейчас. Возможно, так на меня действует присутствие Пита. По щекам начинают течь слезы. Я быстро вытираю их рукавом и прикрываю глаза ладонями.
– Китнисс, сколько еще раз тебе повторять, - Пит подходит ко мне и берет мое лицо в свои ладони. – Это не твоя вина. Ты не намеренно стала символом восстания. Тебя выбрали люди. Это война, в войнах всегда есть жертвы. Это цена, которую приходится платить, чтобы обрести свободу.
Он снова это делает. Подбирает правильные слова. Вот он, настоящий голос восстания. Одним предложением он сможет поднять людей и повести их за собой. Я не такая. Все мои способности заключаются лишь в том, чтобы попасть стрелой белке прямо в глаз.
Я отхожу от Пита, глубоко вдыхаю совсем не свежий воздух и выпрямляюсь. Решаюсь посмотреть на Гейла, и обнаруживаю в его взгляде сочувствие. Нет, этого мне от него не нужно.
– Идем дальше, - сухо говорю я.
Мы пробираемся к Дому правосудия. Точнее, к тому, что от него осталось. К счастью, уцелела часть трибуны, с которой Эффи каждый год объявляла имена очередных несчастных, обреченных на смерть.
Интересно, что с Эффи? Жива ли она? Надеюсь, что да - кажется, я успела привязаться к ней за этот год. Боггс говорил, что они не смогли найти ее. Возможно, Эффи где-то скрывается.
Я тяну Пита за собой к трибуне. Мы забираемся на нее и беремся за руки. Крессида кивает нам в знак того, что можно говорить.
– Свободные жители Панема!
– начинает Пит.
– Мы призываем вас увидеть всю славу и мощь Капитолия.
Я вижу удивление на лицах нашей группы. Они, как рыбы разевают рты, не в силах что-либо сказать. Крессида в ужасе уже хочет дать команду выключить камеры, но Пит продолжает:
– Этот народ всегда купался в красоте и богатстве. Но за чей счет? За счет простых людей, жителей дистриктов. Держа в страхе всю страну, капитолийцы получали желаемое. Бесконечные запасы еды, ресурсов. Народ голодал, обеспечивая их всем. А они в своем роскошном мире ели до потери сознания, упиваясь рвотной настойкой. И что происходит теперь? Они уничтожают наши дома, уничтожают целые дистрикты, для того, чтобы не потерять то, что у них есть. Ради жратвы и роскоши, они готовы убить всех нас! Мы с Китнисс сейчас находимся в Двенадцатом дистрикте, который по окончании Квартальной бойни был подвержен бомбардировке. Из-за их страха погибли
Слышу всхлипывания. Крессида прикрывает лицо руками. А Гейл… Показалось, что он смотрит на Пита с уважением.
Я оглядываюсь. Окружающий нас хаос пробуждает во мне злость. Внезапно, понимаю что именно я должна сказать.
– Эй, Сноу! Что ты будешь делать, когда уничтожишь всех нас? Какую страну ты хочешь заполучить в итоге? У тебя не останется ничего, если только ты не отправишь своих холеных капитолийцев в шахты и на пастбища! Ты уже обречен на поражение. Готовься, мы скоро придем за тобой, мы вырвем свою свободу из твоих рук!
Около пятнадцати секунд стоит полная тишина, а затем ее разрывает звук аплодисментов. Съемочная группа ликует. Мы спускаемся вниз.
– Снято! – громко говорит Крессида и подходит к нам. – Это было просто великолепно! Вы молодцы, невероятно!
Пит молча кивает и смотрит на меня:
– Китнисс, я хотел бы кое о чем попросить.
Выслушав его, я иду к Боггсу, и мы коротко переговариваемся.
– Первая группа готова к посадке, - произносит он в микрофон. – Двенадцать человек. Двое остаются.
Я отхожу от него.
– Все в порядке? – спрашивает Пит.
– Да, идем. У нас тридцать минут.
Он кивает, и мы начинаем пробираться к выходу с площади.
– Китнисс, - нас догоняет Гейл. – Куда вы собрались?
– Мы идем к пекарне, - отвечает ему Пит.
Гейл бросает на него гневный взгляд:
– Я говорю не с тобой.
– Мы идем к пекарне, - повторяю я, закатывая глаза. – Какое тебе дело?
– Вы не можете пойти одни.
– Нам не нужны свидетели, - отвечаю грубо. – Ты, смотрю, обрел дар речи?
В ответ молчание.
– Вот и отлично, - я хватаю Пита за руку и тяну за собой.
– Китнисс, не стоит ему так грубить, - говорит мне Пит, когда Дом правосудия остается позади. – Он заботится о тебе.
– Знаю, - я вздыхаю. – Гейл сам виноват. И он не имеет права тебе грубить. Он злится на меня, ты тут ни при чем.
– Надеюсь, вы сможете наладить отношения.
Я удивленно смотрю на него.
– Китнисс, он твой друг, - Пит отвечает на мой немой вопрос. – Вы с самого детства вместе и будет печально, если вы так резко разорвете эту связь.
– Ты ведь понимаешь, что Гейл не хочет быть мне просто другом? – тихо спрашиваю я. – Поэтому он злится.
– Понимаю… - Пит замолкает и останавливается как вкопанный.
Мы на месте. Здесь раньше была пекарня, которую во время бомбежки начисто сравняли с землей.
Подхожу к Питу сзади и обнимаю, прижавшись к его спине. Я практически ощущаю его боль, и мне хочется забрать ее часть, облегчить его страдания. Мои руки лежат на груди Пита. Его тело сотрясает легкая дрожь. Я боюсь видеть его слезы. Но ему это нужно.