Неждана
Шрифт:
В такую чудесную погоду, как сегодня, на опушке обычно не протолкнуться было. Румяные деревенские ребята катаются с горы на саночках, хохочут и орут, пуляются снежками, а потом на перегонки бегут обратно наверх, упрямо тянут за собой саночки за потрепанные веревки.
Неждана даже немножко испугалась, когда вышла на пригорок, и увидела, что сегодня она здесь совсем одна. Неужели так будет всегда? Почему никогда у нее не получается делить свою радость с кем-то другим? В смысле — из людей. Только совушки внутри, бывало, ухали, медвежата резвились. А так, чтобы с человеческой душой радостью делиться… Кроме деда Василя, да и не было, поди, никого.
Ну, потом-то Нежданка, разумеется, вспомнила черную толпу, которая сминала и топтала людей, диких, обезумевших от злости мужиков и баб, кровь и пучки дохлых крыс на снегу, испуганных коней. Увидела, как наяву, вышедшую из леса зимой медведицу, как та яростно рычала и рвала когтями воздух…
Понятно, что сегодня всех ребятишек мамки заперли по избам, отобрали санки и не пускают гулять на опушку. Только ей, Нежданке — можно. Потому что она уже не Нежданка вовсе.
А кто?
Ближний лес был нестрашный. Сюда мужики ездили за дровами. Летом бабы и детишки бегали за ягодами, осенью — за грибами. Тут нет ни топей, ни трясины, а, значит, и злющих болотных комаров не водилось. Бывало, что какая-нибудь дурная коза или даже корова отобьется от стада и забредет в ближний лес. За коровой без опаски посылали семилетних ребят. Часто рогатая дурында сама возвращалась в деревню в полной сохранности. Некому было в лесу ее понадкусывать.
В другой зимний день в лесу стоял гомон: журчал широкий ручей, стучали топоры, вжикали пилы, лаяли собаки, что увязались за деревенскими, раздавались звонкие детские голоса, скрипел под валенками снег, хрустели тонкие веточки. От шума шарахались лесные птицы, хлопали крыльями, сыпался с веток снег. Забирались повыше белки и кидались оттуда шишками, выглядывали опосля любопытно, склонив головку на бок, и снова прятались. Так самая обычная жизнь в самых простецких ее проявлениях неспешно оплетала со всех сторон, хороводила и затягивала тебя в общий круг. Такого вовсе не замечаешь, пока это все не исчезнет.
Сегодня лес встретил Неждану оглушающей тишиной. Сегодня все было по-другому. Необъяснимый, неуловимый страх накатывал ледяной волной на душу, как студеная вода озера плещет, если стоять босой на берегу у самой кромки. Потом волна откатится, а чуть погодя снова захлестнет. Не любила такое Нежданка. Но идти через лес надобно — деваться некуда.
Хорошо, недалеко отошла, вспомнила, что дело у нее есть — одежу свою старую на опушке бросить, чтобы поверили княжьи люди, что медведь девчонку заломал, сгинула она навеки вечные. Стала место для этого присматривать подходящее, обдумывать, что да как. Коли дело у тебя какое есть, то уж и не так страшно кажется, не слышишь, как тишина лесная в ушах звенит.
Обернулась вокруг себя, осмотрелась — мож, прошла она уже опушку, поближе надо было выбросить? Увидела, как по снегу цепочка следов за ней тянется — призадумалась. Вот бросит она под куст одежу и дальше пойдет, а следы опять за ней увяжутся. Хорошо, ежели метель поднимется, да заметет. А коли нет? Кто ж поверит, что медведь девчонку погубил, ежели вот они — пяточки от валенок подшитых в снегу сызнова отпечатываются.
Стала думать, как быть. Решила, что откинуть от себя одежу надо подальше, самой близко к тому месту не подходить. Чтобы всем казалось, что это медведь ее прикусил да унес.
Попробовала кинуть. Упала рубашонка недалеко, в двух шагах- легкая слишком, поэтому и не летит.
Потом хорошо вроде придумала. Прошла вдоль лесного ручья, большой палкой в нескольких местах лед потыкала — как будто медведь ступал. Еле сил девчоначьих хватило, но раскололся лед, поломался. Чай, медведь тяжелый — он бы тоже лед продавил… На снегу ей медвежьи следы самой никак не оставить, а коли медведь по ручью шел, — тогда понятно, почему от его лап полыньи остались. В такое поверят уж.
Странно то показалось, что ручей льдом сковало, не помнила Нежданка, чтобы он раньше замерзал. Даже в самые лютые морозы текла студеная водица через весь лес, надо было еще найти, где по бревнышку перейти получится. Да, уж и ладно, что замерз — так перейти проще.
Подцепила на палку длинную рубашонку свою, да на тот берег, с которого пришла, обратно и перекинула. Так удачно по ту сторону ручья тряпица на иве развесилась — издалека приметить можно. Даже, коли снега еще навалит, рубаха на виду останется. Лапоток снегом набила, чтоб потяжелее стал, да уж так кинула.
Посмотрела последний раз Нежданка на свою прошлую жизнь, на детство свое сиротское, что драной рубашонкой на ивовом кусту повисло, да и дальше собралась идти, не оборачиваясь.
Видно, теперь всегда так придется думать-думать-думать самой, никто больше не подскажет — ни дедуся, ни сестрицы старшие, ни Ванька-лопоух, ни мамка его — Надея. Одна теперь Неждана на всем белом свете, сама за себя отвечает, сама себе голова.
Хотя, может, как раз теперь жизнь у нее другая начнется — добрая да складная. Кто ж знает…
— Помоги мне, — услышала Нежданка за спиной незнакомый девичий голос.
Застыла от ужаса, обернуться боится. Кричать хотела, да не смогла. Оглянулась потом, а нет никого — лес редкий, далеко видать, и ни души за спиной не стоит. Только береза спиленная вдоль ручья легла, обзор малость ветками загораживает.
«Послышалось, наверное,» — подумала Нежанка. Да бежать уж собралась.
— Здесь я, в ручье… — снова тот же голосок звенит, вроде слева — у березы, — Помоги мне, девка…
Вона как! Разве не видит, что мальчишка в козликовой шубке через лес идет? Совсем сникла Нежданка — не удалось ей обмануть никого… А кого? Чей голос-то?
Набралась смелости, палку покрепче да подлиннее из снега подняла, да к березе обратно пошла потихоньку. Дрын, на всяк случай, впереди себя двумя руками держит, если отбиваться придется.
Вот уж чего угодно готова была Неждана увидеть только не…
Водяница! Настоящая водяниха на ручье лежит. Да, такая, что с рыбьим хвостом, как у девы морской. Невероятно! У них в ближнем лесу этакое диво завелось… Хоть, мож, и ненадолго, — чуть жива водяница, замерзла совсем, скоро глыбой ледяной обернется.