Неждана
Шрифт:
Горестные воспоминания снова заворочались в памяти с боку на бок, как колючие ежи. Они толкались, каждое из них хотело выскочить поближе, посильнее уколоть.
Нежданка уже знала, что, когда замерзаешь, больно только сначала, а потом пальчики уже ничего не чувствуют. Больно станет потом, как начнешь об печку греться, оттаивать. Эх, не построили еще ту печку, об которую она сможет разморозить свою душу, поэтому многое уже не чувствует. Так, вспоминает… Все заледенело внутри.
«„Леденчики“ — какое дурацкое слово,» —
Сопят в своих колыбельках малые детки, а где-то зимней ночью на постоялом дворе у княжеского тракта какие-то две бабы торговали их души. Хорошие, наверное, детишки, послушные, коли за них избу в Коромыслях и ожерелье из адамантов предлагают. За нее, Нежданку, и рябиновых бус, поди, никто б не дал… Ну, и пусть… Пусть лучше снегири рябинку клюют, рубиновым соком наливаются, маленькие солнышки закатные…Славные они…
Неждана провалилась в глубокий тревожный сон.
Глава 19 Первое утро Озара
Утром ее разбудили трещотки, гогот и рев медведя. Звенел бубен. Утром было не так страшно, и Нежданка потихоньку разгребла перед собой сено, чтоб хоть одним глазком глянуть, что происходит.
Медведя заставляли плясать. Росту мишка был чуть повыше дядьки в скоморошьем костюме. Дядька поднял медведя на задние лапы и крепко держал за цепь, не позволяя опускаться. Другой мужик скакал перед зверем лягушкой, лихо выбрасывая в стороны длинные ноги, и медведю тоже приходилась попеременно поднимать лапы.
— Глянь, в присядку пошел! — вихрастый парень в тулупе тыкал в медведя пальцем. — Глянь, глянь! — толкал он в бок румяную девку.
Зеваки обступили скоморохов, притоптывали валенками да хлопали в ладоши. Круг все-таки они оставляли для зверя большой, когтей и зубов опасалися.
Чтоб пляска на потеху люду продолжалась, мужик время от времени давал медведю какое-то лакомство маленькими кусочками. Косолапый жадно тянул морду к грязному рукаву с бубенцами, тыкался носом мужику в ладонь. Понимал ли косматый, что вторая рука скомороха с такими же бубенцами больно душит его цепью?
— Прости, матушка Макошь, — беззвучно прошептала Нежданка. — Не могу я твоему сыночку помочь. Меня саму, поди, скоро на цепь посадят.
Вокруг плясали скоморохи, бубенцы на их костюмах звенели на все лады. Колпаки чудные трехрогие, да тоже с бубенцами. Почти у всех на лицах были натянуты кожаные маски — чудно так. У кого на маске рожа прорезана добрая да веселая, рот до ушей, хоть завязочки пришей — как говорится. А у кого, наоборот, злая и печальная рожа, у одного прям даже горестная.
Девчонка снова зарылась в сено, чтобы больше на это не смотреть.
Издевательство над медведем продолжалось довольно долго, народу набилось — полный двор. Мужик на воротах с утра стоял уже другой. Он пробовал не пускать деревенских мальчишек, что пришли на медведя поглазеть. Да, куды там… Разве ж их удержишь? Пока один дразнит сторожа, трое других у дядьки за спиной прошмыгнут.
Народ из соседних деревень приходил целыми семьями подивиться на медведя и скоморохов. Касатка распорядилась никого не гнать — пусть посмотрят. Может, в другой раз кто и на ночлег останется, — страшно только первый раз новый порог переступить, а потом ты уже вроде был там, и проще решиться.
Нежданка набралась смелости и выползла из своего убежища на белый свет. Надвинула шапку, засунула в рот палец от удивления, зенки на медведя вытаращила. Вид получился придурковатый — как у всех, это смешало ее с толпой. Не торопясь, чуть приплясывая, перешла двор да и скрылась за воротами.
Глава 20 На переправе
Иван ждал Неждану на переправе вторые сутки.
Сразу за рекой дорога расходилась в разные стороны. Три главные путя потом ветвились и прирастали множеством мелких дорог, дорожек и тропок. Чтобы не заплутать, да не перескакивать опосля, как вороны, с ветки на ветку, важно было сразу попасть на нужную дорогу.
Не случайно местом встречи Ванька выбрал разъезжий пятачок сразу за переправой. Парень глядел во все глаза на реку, на конных и пеших, которые перебирались на другой берег по крепкому льду. Заглядывал в кажные сани и вертел кудлатой башкой во все стороны, не хуже какого филина.
Каллистрат недовольно фыркал и прядал ушами. Пар валили из его ноздрей и оседал инеем на морде. Буланый богатырский конь в придорожных березках всем мозолил глаза. Каллистрат отливал на солнце золотыми боками и на фоне бескрайних снегов просматривался издалека. Рано или поздно в тереме дознаются, куды подевался любимый конь Прозора.
Ванька оглаживал Каллистрата, стряхивал с морды иней, кормил коня сушеными яблочными дольками, покуда те не закончились. Здесь же на переправе выменял у какого-то мужичка за шапку мерку овса да тюк сена. Теперь ухи мерзли, зато конь был сыт. Второго такого конька, поди, и в целом свете не сыскать. Ээх, как жаль будет с им расставаться…
Борода у Ваньки только после двадцати годков начала расти, русая кучерявая. Борода и брови у молодого конюха сейчас тоже заиндевели. Этак и ухи можно отморозить — столько ждать.
Лишь бы все не зря было, лишь бы только Нежданка появилась с того берега, пришла живая да невредимая…
Ванька сам не понял, чем так приглянулся Прозору с Колобудом, но всю неделю они гоняли его за хмельным медом, а потом допускали к себе в хоромы да вели беседы — про невесту да про коней.
Имя своей зазнобы он им не открыл — как уж ни допытывались. Мож, поэтому и стало им так интересно то разузнать. Мож, побились об заклад, что проговорится он рано или поздно, вот все звали да выспрашивали.