Неждана
Шрифт:
Что-то не давало все-таки покоя. Уж послушать малиновых, так подле Поспелки посреди зимы ручей вскипел, затопило пол-леса, потому и погоня ни с чем обратно воротилась.
Следы медведя приметили поодаль, не там, где тряпицу на ивовом кусту нашли, зато такие те следы… Коли слушать этих лентяев, так там просто медведь-великан прошел. Видать, меды хмельные в Поспелке на такой траве варят, что потом и лед кипит, и рыкарь выше елок мерещится…
А все ж таки, запутанная история вышла — кругом обманки…
Рубашка сизая как-то странно порвана — как ножом ровно резали, а не зверь когтями драл. Да, и пятна бурые — на кровь похоже, да, может, и не она. Много уж Прозор кровушки людской повидал, привык даже, присмотрелся — знает, как выглядит.
— А что не провинился ли кто вчера али сегодня? — строго спросил Прозор у предводителя факельщиков Своерада.
— Как есть провинился! — завопил тот. — Ночью в Поспелке Хвощ свой факел об земь бросил и убежал вместе с ярмарочным людом.
— И где этот Хвощ нонче? — недобро спросил Прозор.
— Под замком в амбаре сидит! — снова заорал Своерад.
Прозор молча оторвал от Нежданкиной рубахи длинную полосу.
— Дай Хвощу в зубы разок-другой для ума просветления, — строго велел он главному факельщику. — Как юшка пойдет, рожу ему тряпицей утри, да мне вертай энтот лоскут. Понятно?
— Будет сделано! — выкрикнул Своерад и побежал выполнять указание.
Прозор его окликнул:
— До смерти не зашиби. Факельщиков и так в терему не хватать.
Потом еще одна умная мысля пришла в большую башку Прозора. Велел прачку главную к себе в хоромы кликать.
Когда прибежала баба Сухотка, он предъявил ей две сизых тряпицы, обе в бурых пятнах и подтеках.
— Могешь определить, чем обляпали? — строго спросил он.
Сухотка даже не стала брать в руки грязные лоскуты.
— Чего ж не могу, — хмуро ответила она, — мОжу. То свекла засохла — не отстирать уж, два дня пятну, а то юшка свежая, энту еще можно выполоскать.
— Точно? — строго спросил Прозор.
— Чай, пятнадцать годов княжьи порты и рубахи стираю, — разобиделась Сухотка от такого недоверия.
— Ручаешься? — все-таки переспросил Прозор.
Она молча подняла руки, оборотила ладони тыльной стороной и Прозору под зенки подставила — показала состиранные костяшки.
Да, он и сам видел, что Сухотка дело знает. Аж от сердца отлегло — видать, убегла девчонка, спаслась. Ну, и хорошо, ну, и ладно, — не взял, значит, такой грех на душу. Не шарахнет пока его Перун молнией в темечко.
А тут как раз доложили, что и Каллистрата у переправы сыскали да вора споймали.
«Есть все ж таки справедливость какая на этом свете,» — подумал Прозор и поспешил на конюшню.
Глава 22 Снова в «Хохотушке», или Как стать скоморохом
Когда затемно Нежданка снова соскочила с чужих саней у ворот трактира, она уже придумала новый план.
— Дяденька, дяденька, — дергал бойкий мальчишка мужика на воротах. — Меня мамка послала тятьку сыскать. Можно я зайду посмотрю, не спит ли он где под лавкой, окаянный?
— Не положено дитев одних пущать, — пробасил мужик с фонарем. — Путь мамка сама приходит.
— Да, мне уже пятнадцать годков, дяденька, — Нежданка вживалась в роль. — Это я с виду только такой тощий да щуплый, а мне уж невесту скоро подыскивать будут.
— Невесту, — хмыкнул сторож. — У тебя ж самого молоко на губах не обсохло, куды тебе невесту?
— Да, не сейчас, летом, в самом конце, — заверил мальчишка. — Я к тому времени еще подрасту.
Пацан смешно задрал вверх подбородок, стараясь казаться повыше.
Мужик с фонарем хмыкнул.
Мальчишка снова затараторил:
— А мамка не может прийтить, у нее Прекраса-сестренка моя на сиське висит, осенью народилась. А так семеро нас у мамки с тятькой, я старшОй.
— Ладно, иди уж, чего, — заворчал мужик. — СтаршОй… Обидит какая рожа пьяная — на себя пеняй, мне не жалуйся.
Сначала Нежданка хотела бежать по Ванькиным следам до самого княжеского терема, разыскать там Прозора — главного надо всеми малиновыми людьми с золотыми пуговицами, и в ноги ему упасть, молить о пощаде для лучшего друга.
Потом она вспомнила, что ее саму тоже ищут. Вот же дубина стоеросовая — надо ж было такое запамятовать! Хороша заступница! Да за дружбу с ней только Ваньку на плаху, поди, отправят.
Тогда вроде уже решила вертаться взад, обратно в Поспелку, все Надее рассказать, уж она что-нибудь придумает. А что придумает? Как матери такую весть принести про сына любимого? Да, и как вертаться-то? Ищут же ее саму. Поди, вокруг родной деревни больше всего и ищут.
В Медовары к тетке Любаве на перекладных отправиться? Дык как можно самой схорониться, когда Ванька из-за нее, козы холмогорской, и пострадал. Не кинулся бы он ее, Нежданку спасать, не поехал бы к переправе, коня золотого со двора у князя не свел, так и служил бы конюхом при тереме еще двести лет, приезжал бы в Поспелку к матери с гостинчиками. А теперича?
Ах, как бы можно было в Град попасть да в терем пробраться, все про Ваньку разузнать, но так, чтобы ее саму, Нежданку никто не видел. Может, сходить к ведьме какой зелья попросить для невидимости? Да, не бывает, поди ж, такого…Только в сказках встречается. Мож, рожу сажей перемазать, чтоб не узнал никто?
И тут… И тут она вспомнила про скоморохов, которые пляшут, прикрывая лица кожаными масками. И чем больше она об этом думала, тем больше ей нравилось такое решение. Войти в Град с трещоткой на шее, в костюме скомороха да в колпаке, звенеть бубенцами на рукавах, плясать на площади лягушкой. А потом уж и разузнать как-нибудь, что с Ванькой… Там и придумать, как помочь, авось, получится.
Только бы не разминуться со скоморохами, только бы приглянуться им, упросить, чтоб с собой взяли…
<