Неждана
Шрифт:
Пришла девка в ярком платке, горшочек с кашей принесла. Каша желтая пшенная дымится, кусок масла сверху топится, девка через варежки тот горшок держит — горячо.
— Прозор велел Ваньку последний раз вкусно накормить, — доложила чернавка.
— Нас бы так потчевали, — заглянул один из малиновых в горшок. — Скока масла конюху не пожалели.
— Давай уж, чего там, — подошел другой из стражников и попытался забрать горшок.
Горячо стало, велел девке кашу на снег поставить, чтоб остудить.
Стал самый
Тут сани с переулка поворотили, малиновые все поближе к амбару прибились, чтоб дорогу уступить.
— Только мне горшок велено кухарке вернуть, — предупредила девка.
— Ну, обожди тады, как пожрет, — нехотя согласился старший.
Отворил он амбарный замок неприметным ключом, Нежданка так и не углядела — каким. Поднял доску, что поперек была прилажена, да дверь в темницу, наконец, и распахнул.
И тут Нежданка зажмурилась, да как заколотила в барабан, что было сил. Ажно воздух вокруг содрогнулся, а снег, что на крыше амбара лежал, медленно весь вниз поехал. Как лавиной накрыло четырех стражников. Девка в цветастом платке успела с визгом отскочить.
Через секундочку бросился Ванька в открытую дверь, пробился сквозь толщу снега, да вниз по улице и побежал. Что есть мочи торопился, только пятки сверкали. От своей смерти бежал, — где по льду скользил, где кубарем под горку катился, а быстро уж исчез в темноте — снежинкой в темном омуте растаял.
Барахтались малиновые в сугробе, один даже сознание вроде потерял. Другой, было, выбрался, за Ванькой вслед бросился, но спотыкнулся и во весь рост упал, да мордой в горячий горшок угодил. Завопил жалобно, не побег уж больше никуды, стал масло с рожи снегом счищать. Горшок раскололся, девка заревела, да заторопилась кухарке о беде той докладывать.
Нежданка подскочила из своего укрытия и в другую сторону рванула.
Хотели за Ванькой погоню снарядить, да тут с неба град пошел. Лупил больно по лицам, что кулаками дрался. Кони ржали испуганно, не хотели из конюшни выходить, так и не смогли их на двор вывести.
Прозор не шибко расстроился, когда доложили, что пленник из амбара сбежал. Увидел он в том волю древних богов, коли гром загрохотал, да лавина с крыши сошла. Даже небо раскололось да градом разразилось — неспроста то, а знамение. Не пришел еще черед Ваньке помирать, значит. Не ему, Прозору, то решать — кому жить, а кому — голову с плеч долой.
Ему вона — крыши чистить надобно, а то завтра, не ровен час, князю еще сосулька в лоб прилетит, али служилых людей снегом накроет, как давеча.
На следующий день добился Прозор создания нового отряда в своем подчинении. Набрали двадцать шесть человек проворных ребят, чтобы снег с крыш в терему счищали. Шились им уже малиновые сюртуки короткие с золотыми петлями для страховочных веревок — значит.
Озар вернулся в трактир «У Сивой кобылы» в полночь-за полночь. Хоронился до этого под чужой крышей, где огурцами солеными торгуют, — непогоду пережидал. Не хотел, чтобы барабан градинами побило.
Ванда как увидала мальчонку задрогшего, так велела баню топить. Скоморохи обрадовались, все тоже париться засобирались.
Вот же еще одна напасть на Нежданкину голову обрушилась — как ей от той бани отговориться, не может же она с мужиками туды пойти.
«Думай, голова! Вари-вари, чугунок!» — сама себе шепчет девчонка да шоколад глотает.
Дождалась Неждана, пока баню растопят жарко, а потом как закричит:
— Нельзя мне в баню! Задыхаюся от пара! Помереть там могу — мамке лекарь наказывал. Мне бы ушат теплой водицы да полотенечко, и на том спасибо!
Страсть ей как в баню хотелось, но тут уж, коль мальчишкой назвалась, либо баня — либо дружба со скоморохами.
«Интересно, как там Ванька? — думала она, засыпая. — Куды подался?»
Потом представила, что Ванька тоже до скончания веков будет в маске скоморошьей плясать, — так даже развеселилась почему-то. Встретятся где-нибудь на постоялом дворе лет через сто, она постучит в барабан колотушкой — знак подаст, а он башкой мотнет — колокольцами на колпаке звякнет. Так и не скажут друг друга ни словечка, не признаются, чтобы от погибели спастись, друг друга не выдать.
Наверное, правду люди, говорят — ведьмино отродье она, Нежданка, — всем беду несет. Один единственный друг за всю жизнь объявился, и тот чуть голову за нее не сложил. Будет теперь от княжьего гнева бегать, будет гореть земля у него под ногами…
А тятька? А дедусь? И пожар… И братьям, поди, достанется, за то, что ее защищали, с оружием пошли против княжьих людей. Добросвета, мож, казнят за то, что свистульками торговал.
А дети Сорокины, все ж ей, Нежданке, они тоже родные по тятеньке, теперь вот тоже из-за нее без отца остались, без дома родимого. Когда еще их Сорока сможет в избу к Галке забрать? Чай, весной только, как потеплеет… Да, как жить-то она будет без Власа, без барышей со свистулек?
Забился Озар в самый уголок коморки, отгородился от других скоморохов барабаном, сопит, да не плачет. Не хочет в себе девчонку выдать, да боится в припадок опять сорваться.
Глава 26. По долам и весям, или Морица-мокрица скоморохов прогнала
На следующий день, когда должны были казнить младшего конюха Ивана, выступление скоморохов на площади перед теремом неудачно прошло.
Народ, который ужО настроился посмотреть, как палач станет головушку рубить, посчитал себя обманутым, коли обещанной казни не получится. Начали свистеть и возмущаться. Прозор на княжеское крыльцо вступил, доложил, что палачу уж за работу уплОчено, и он срубит любую башку, коя еще хоть раз подле терема свиснет. Запрещает княжий указ любые посвисты, хоть в свистульку дуть, хоть через пальцы али сквозь зубы свистеть — про то срочно вторую часть указа сегодня дописали.