Нежилец
Шрифт:
— Ясно. Рассказать?
Дремин досадливо поморщился, но тут же мужественно кивнул:
— В самых общих чертах.
— Кали — это темная ипостась Парвати, Шакти и Шивы, она символизирует разрушение, освобождение. При этом она же поддерживает мировой порядок и олицетворяет материнское начало.
— Как оригинально! — хмыкнул Дремин.
— Образ Кали связан также с понятием времени и черным цветом, — продолжал Самсонов. — Среди вариантов ее имени — Каликамата, то есть «черная земная мать», и Каларати — «черная ночь».
Дремин
— Что означают все эти штуки у нее в руках? — спросил он, привычным движением поглаживая усики. Жена говорила, что они делают его похожим на Кларка Гейбла, хотя сам Дремин был уверен, что у него одно лицо с Антонио Бандерасом.
— Тут есть описание, — ответил Самсонов. — Слушай. Кали, как правило, изображается в виде четырехрукой женщины с синей кожей. В одной руке она держит меч, уничтожающий сомнения, в другой — голову демона, которая означает эго. Третьей рукой она делает избавляющий от страха знак, а четвертой благословляет на исполнение желаний. Руки Кали символизируют четыре стороны света, а три глаза управляют творением, сохранением и разрушением, а также соответствуют прошлому, настоящему и будущему. Пояс из человеческих рук обозначает неумолимое действие кармы. — Во время чтения Самсонов водил пальцем по рисунку, как бы иллюстрируя описание. — Синий цвет кожи символизирует смерть и незамутненное сознание. Это космос, который вбирает в себя все сущее.
— А черепа? — спросил Дремин.
— Это чередование человеческих воплощений. Их пятьдесят — как и букв в санскрите.
— Реинкарнации? Переселение душ?
Самсонов кивнул.
— Под ногами Кали труп, который означает, что физическая оболочка вторична по отношению к жизни духа. Вот еще что, по-моему, может быть интересно: Кали символизирует недостижимую красоту, неразделенную любовь. Красота не имеет формы. — Самсонов сделал паузу.
— Думаешь, убийца поэтому пользуется утилизатором? Уничтожает форму? — спросил Дремин.
— Не знаю. Может быть.
— Что там еще есть?
— Кали уничтожает неуверенность, сомнения, двойственность. Она как проблеск молнии, не терпящей компромиссов. Ее символ — это полумесяц.
— Надо запомнить. На всякий случай.
— А вот это, мне кажется, должно интересовать нашего убийцу. Не удивлюсь, если он часто бывает в Кунсткамере.
— Почему?
— Потому что там выставлен алтарь Кали из слоновой кости. Восемнадцатый век. Наверное, убийце очень хотелось бы принести на нем жертву.
— Можно устроить там наблюдательный пункт, — неуверенно предложил Дремин.
— Не можно, а нужно. Особенно сейчас, когда он набрал крови. Организуй кого-нибудь туда, только толкового, чтобы не спугнул.
— Ладно, как скажешь. Все?
— Пока да. Дома постараюсь найти побольше информации, а сейчас хочу съездить к Лукину. Он вел дело Хоботова.
— Ты знаешь его?
— Нет. Адрес возьму в справочном.
— А я пошлю в Кунсткамеру Горелова и займусь фирмами, делающими ламинирование.
Самсонов одобрительно кивнул:
— Удачи. Кстати, я изучил отчет Полтавина. Он помогает примерно представить картину преступления.
— Выкладывай.
Самсонов набрал в грудь побольше воздуха:
— Убийца, по всей вероятности, знакомится с жертвами, втирается к ним в доверие. Наверное, он молод и обаятелен, раз девушки ведутся на него. Или, наоборот, изображает слабость и давит на жалость. Вызывает желание помочь, и жертвы теряют бдительность. Если девушке кажется, что мужчина слаб и немощен, она перестает его опасаться.
— Вспоминается Тэд Банди, — вставил Дремин.
— Много кто вспоминается, — кивнул Самсонов.
— Как преступник заставляет жертв сесть в машину?
— Мало ли способов? Удар по голове — самый простой. А может, угрожает пистолетом или ножом. Затем он делает им укол морфина, чтобы обездвижить, и увозит. Куда — не знаю. Но у него должно быть подходящее укромное место, где никто ничего не увидит и не услышит. Так что сделай вот еще что: проверь или организуй кого-нибудь, чтобы проверил случаи пропажи морфина. Больницы в первую очередь.
Дремин кивнул:
— Ладно, я поручу это Рогожину.
— Убийца фиксирует жертв в утилизаторе при помощи тонких, но очень прочных шнуров. Скорее всего, синтетических. Знаешь, вроде тех, на которых вешают белье.
— Ага, — кивнул Дремин. — Меня как-то жена просила такие купить в строительном. Вроде очень толстой лески. Я зеленую брал, но бывают и других цветов.
— Короче, он ждет, пока они придут в себя, прежде чем убить. А чтобы не кричали, заклеивает губы мгновенно застывающим клеем.
— А как Полтавин узнал, что жертва была в сознании, когда ее раздавило?
— Благодаря клею как раз. Девушка не выдержала и вскрикнула.
— Понятно. Разорванные губы.
— Да.
— Но… тогда убийца не мог собрать кровь жертвы до того, как ее перемолоть, — подумав, заметил Дремин.
— Почему?
— Потому что у первой девушки не хватало четырех, а у второй — трех литров крови.
— И что?
— Человек умирает, если у него откачать два.
— Значит, убийца все-таки собирал кровь во время или после… перемалывания. — Самсонов с силой потер переносицу. — Честно говоря, не думаю, чтобы это было так уж важно.
— Как криминалисты вообще разобрались в этой… кровавой каше?
— Не знаю. Наверное, есть способы. Я вот тут подумал: убийца не закрывает утилизатор, стоит под кровавым дождем. Как он потом добирается до дома? Даже ночью есть вероятность того, что его остановят, да и от машины до квартиры дойти надо. Откуда такая уверенность, что никто не попадется по пути? Кроме того, салон в автомобиле будет весь в крови, а ведь это улика.
— Ну, может, он убивает голышом, а потом моется, — предположил Дремин.