Нежное притяжение за уши
Шрифт:
Федорчук искоса посмотрел на нее.
— Сначала пусть объяснит, откуда она знала об убийстве! Неужели вы верите в эту чепуху насчет ее ясновидения?!
— Будущее покажет, — пожала плечами Машуня. — Мне она, например, напророчила, что я отобью ее у вас как пить дать…
— Ну, это мы еще поглядим, как вы ее отобьете!
— Может, поспорим?
И тут Федорчук впервые посмотрел на нее не как на богиню, а как на пятиклассницу.
— Вы хотите выиграть и что-то потребовать с меня? — как-то чересчур деликатно осведомился он.
Ах, он еще сопротивление
— Ничего мне от вас не надо!
— Совсем ничего?
— Абсолютно.
— И вы даже не хотите, чтобы я вас проводил до дома?
— Не хочу!
— Пойдете одна по нашим темным улицам? Или останетесь у меня ночевать?
Машуня смотрела на него в полном недоумении. Кто здесь главный, в конце концов?!
— Ночевать я у вас, положим, под пристрелом не останусь, — заявила она неуверенно.
Между тем опасности, которые могли бы подстерегать ее в темных скрюченных улочках старого города, вдруг представились ей со страшной четкостью. Отказываться от сопровождения Федорчука было непростительной глупостью. И тут Машуня окончательно растерялась…
Но Иван поспешил проявить великодушие:
— Все же я вас провожу, Мария Владимировна, — сказал он, поднимаясь. — И если уж вам совсем не хочется, чтобы я шел рядом, я буду идти несколько позади.
Машуня улыбнулась ему благодарной улыбкой.
— Да ладно… Необязательно позади… И вообще, зовите меня Машей. И давай уже переходить на «ты».
… Когда они вышли из подъезда, Федорчук посмотрел на окна своего дома. Из бабы Нюриной кухни выглядывали все три соседки, которые вдруг как по команде скрылись за занавеской. «Ох уж мне этот родительский комитет!» — радостно подумал он и подал Машуне руку.
Когда встревоженная и взбудораженная Машуня вернулась домой, Геракл подозрительно понюхал ее и отказался радоваться встрече. Видимо, он почуял, что от нее пахнет опасным конкурентом, который занял совершенно неподобающее место в хозяйском сознании.
— Моя-то! Иди ко мне! — позвала его Машуня, пытаясь продемонстрировать питомцу, что он ревнует совершенно напрасно.
Но Геракл гордо отворотил нос и пошел обижаться под диван. Он уже откуда-то знал, что все мысли Машуни порхают вокруг образа Федорчука, с которым оказалось необыкновенно интересно, надежно и уютно.
А любимый пес был забыт! Вероломная хозяйка даже не вспомнила о нем за весь вечер!
— Ну и как хочешь тогда! — сказала Машуня шепотом. — А Иван, между прочим, умный и заботливый. И еще красивый…
Пекинеса это сообщение нисколько не обрадовало, и он сделал вид, что беззаботно выгрызает блоху из лапы.
— Дочь, грибной суп будешь? — вдруг крайне доброжелательно произнесла мама с кухни.
— Ага. А чего ты не спишь?
— Тебя жду.
— А чего же тогда не волнуешься, что я поздно?!
— Ну… Ты же взрослая уже.
— Да?
… Наевшись, взрослая Машуня лежала на своем диванчике, глядела в потолок и думала. Уж если Геракл обо всем догадался, то мама-то и подавно должна. А она почему-то ничего не выспрашивла, не возмущалась, что дочка совершенно не бережет чужие нервы… Все это было как-то странно. Но очень скоро все Машунины помыслы плавно перетекли на Федорчука. Все-таки имелось в нем что-то, какая-то изюминка! Особенно круто было, когда он насильно пошел ее провожать. Прямо-таки взял и осчастливил без спроса! От «зайчика» Стаса такого вряд ли можно было бы ожидать, каким бы крутым он не был при жизни.
Пекинес Геракл томно вздыхал во сне, за окном шуршали по асфальту одиночные автомобили, а Машуня то садилась, поджимая коленки к подбородку, то вновь опадала на подушку…
— Нет, я его все-таки подловлю! — шептала она, азартно возясь. — А то что еще такое на самом деле?
ГЛАВА 4
Машуня попала в СИЗО в первый раз в жизни. И несмотря на то, что она решила ничему не удивляться и вести себя бывало, ей все равно стало несколько не по себе от строгого пропускного режима, лязга железных дверей и колючей проволоки на всех нужных и ненужных местах. Зам начальника СИЗО долго изучал ее документы, вглядываясь в фотографию и лицо… Видимо, в его голове все никак не умещалось, что адвокатами по уголовным делам могут быть юные брюнетки в коротких юбках и кокетливых сапожках на каблуках.
Но документы были в порядке, орлы на гербовых печатях синели как надо, так что в конце концов Машуню провели в маленькую комнатку с облупившимися зелеными стенами и решеткой на окне.
— Вы будете адвокат Маевской? — вежливо спросила надзирательница Пеликанова (Нонна нагадала ей всяческого счастья и улучшение характера).
Машуня степенно кивнула.
— Да.
— Ой, сейчас я ее вам приведу!
И Пеликанова тяжелым галопом понеслась по коридору.
… Машуня ждала свою первую подзащитную и мысленно готовилась к встрече. Но как изображать великую адвокатессу перед человеком, который видит всех насквозь, она не знала, и от этого страшно волновалась.
Наконец стеклянно-решетчатая дверь отворилась, и в комнату вошла Нонна — розовощекая, свежая, в своем разлюбезном длиннополом пальто нараспашку.
— Здорово! — воскликнула она, завидев Машуню. — Как Егор Егорович поживает? Совсем заработался?
От удивления Машуня аж приоткрыла рот.
— Ты знаешь нашего заведующего?!
Нонна пожала полным плечом.
— Нет. Просто я знаю, что у тебя начальника зовут Егор Егорычем.
— Откуда?! — Машуня аж забыла, что ей надо быть важной и солидной.
Нонна придвинула к ней стул и села.
— Это тайна за семью печатями. Иногда мне просто известны некоторые вещи, а иногда нет. Вот, например, я знала, что Стаса убьют, а кто и за что — понятия не имею.
Голос ее был безмятежен и тих, как будто она говорила не об убийстве близкого человека, а о походе в кукольный театр.
— А меня… — запинаясь, проговорила Машуня. — Меня к тебе Ковров прислал. Велел, чтобы я тебя защищала.
По губам Нонны скользнула многозначная улыбка.