Нежность Аксель
Шрифт:
Она допила виски и смотрела на него, насупив брови.
– Думаю, сегодня вечером мы напьемся. Подлей мне еще капельку.
Он с растерянным от всего услышанного видом налил ей. Потом тоже отпил несколько глотков и спросил:
– Но... Когда Бен возвращается? Обычно он проводит лето здесь, ведь так? Не можете же вы поставить его перед свершившимся фактом, он будет вне себя!
– Нет, если ты будешь сообразительным. Заверишь его, что хорошенько все обдумал и что завод действительно интересует тебя, даже если ты будешь просто стажером без оплаты. Если ты повинишься, он согласится.
– Вы станете ему врать?
– настаивал он, не веря своим ушам.
– Ради его же блага. Ваше примирение пойдет ему на пользу. Он будет счастлив знать, что ты вернулся к лошадям. И ты тоже, полагаю...
В любом случае выбора у него не было. Во Франции его ждали серьезные неприятности, а Кэтлин предлагала спасение, к тому же вместе со способами его достижения.
– Мама выдвигает только два условия, перед тем как подписать договор: твое доброжелательное отношение к Бену и обещание быть на заводе каждое утро ровно в восемь утра. Мой старенький «остин» - в гараже, можешь им пользоваться, разве что предпочтешь папин горный велосипед, к которому не прикасались лет десять!
Теперь, когда она рассказала обо всем начистоту, решение зависело от него. Она устроилась поудобнее, перекинула ноги через подлокотник и ждала.
– Ты сказала «доброжелательное отношение», Кэт. Ты употребляешь эти слова, зная настоящее положение дел?
– Да, мой французский не настолько плох. Это означает обязательство верности и подчинения. Ты находишь это слишком тяжелым? Мне тоже так казалось, когда мы стряпали этот проект... Но тогда я не знала, в какой ты опасности. Если это действительно так, малыш Дуг, ты вынужден будешь согласиться с этим обязательством, пусть даже скрепя сердце.
– Можно подумать, что тебя это радует! Что происходит в этой семье, что вы в таком восторге от Бена? Это что, живой бог?
Даже его гнев видеть было приятно: наконец-то Дуглас выходил из апатии, понемногу начинал реагировать. Кэтлин взяла стакан, допила последний глоток, поймала наполовину растаявший кусочек льда и принялась его посасывать.
– В любой семье должен быть глава, - сказала она наконец.
– У нас это Бен. Папа для этого не приспособлен, маме наплевать, Констан вне игры, Аксель слишком молода, ты делаешь глупости, а я не чувствую, что меня это касается. Короче, это Бенедикт. Впрочем, он обожает эту роль и никому ее не отдаст. Но следует признать, что он на высоте, правда?
Кэтлин чувствовала приятное опьянение. Меняя положение, она уселась по-турецки, сняв туфли.
– Видишь, какой у нас получается милый разговор среди ночи!
– Если тебе угодно...
– О да, мне угодно! Он меня забавляет. Послушай, не изображай из себя обреченного, налей еще и расслабься. Тебя не заставляют глотать отраву, нужно только сыграть роль раскаявшегося внучка. Справишься?
Он был как мышка в когтях кошки, и она корила себя за то, на что его подталкивает.
– У меня нет возможности поступить иначе, Кэт. Итак, я склонюсь перед великим человеком, человеком совершенным!
– Бенедикт не совершенен, вовсе нет, - сказала она, взвешивая каждое слово.
Должна ли она поделиться с Дугласом некоторыми сомнениями по поводу Бена? Сомнениями, очаровывавшими Кэтлин, но будут ли они таковыми для ее двоюродного племянника. И потом, не означает ли это предать мать? Под действием алкоголя ей хотелось поговорить, но у нее не было ни малейших доказательств, чтобы подкрепить свою теорию. Не из-за того, что их нельзя было отыскать, но она не нашла ничего веского, а на слово Дуг ей вряд ли поверит. Впрочем, он не настолько достоин доверия, чтобы ему можно было открыть секрет.
– Не совершенен, нет, - довольствовалась она тем, что повторила уже сказанное.
Подняв глаза на Дуга, она увидела, что он пристально смотрит на нее: его любопытство проснулось.
– Знаешь, почему мы с тобой хорошо понимаем друг друга?
– продолжила она.
– Потому что ты любишь потерявшихся собак.
– Неверно, я не люблю животных. Нет, это куда тоньше. На самом деле мы оба мятежники, оба изгои.
– Или оба неудачники.
Слово сорвалось с его губ и несколько мгновений висело в воздухе. Красный от смущения, он опустил голову.
– Прости, Кэт.
Кэтлин кипела гневом. По какому праву он так говорит? Она польстила ему, назвав мятежником, - для бунтаря в нем нет должного размаха. Где бы Дуглас был в этот момент, не прибегни он к защите семьи? Неудачник - это слово для него, не для нее! Кстати, она ни в чем не терпела неудачи по простой причине: она ничего не предпринимала.
– Ты последний негодяй, Дут!
– Я очень сожалею, я не хотел этого говорить.
– Разумеется, хотел! Ты считаешь меня неудачницей, да? С чего же это? Потому что я старая дева? Потому что у меня нет мужа, нет детей, нет профессии, нет планов, нет... По сути, ты, может быть, и прав. Если смотреть под таким утлом, моя жизнь - не ахти что. Но твоя и того меньше, потому что ты ни на что не годен. Я, по крайней мере, помогла тебе.
– Кэтлин...
– Не беспокойся, это не изменит существующего положения. Ты наш гость, вскоре станешь нашим служащим, и я рада, что ты выбрался из переделки. Спи спокойно!
Она с сожалением покинула кресло, ее слегка пошатывало. Иллюзия согласия, возникшая в начале вечера, полностью исчезла. Назавтра она отправится в Лондон, чтобы немного отвлечься. Еще несколько дней, и она, несомненно, забудет о злой выходке Дугласа и, возможно, вернется, чтобы повидаться с Беном. Какие бы у ее дяди ни были секреты, она обожала его общество! И он был в ее глазах единственным достойным милосердия, тем, кого нужно щадить и с кем нельзя обращаться цинично.
С туфлями в руках она дошла до двери и не обернулась.
* * *
Аксель уже по меньшей мере пятый раз повторяла Ромену свои распоряжения, пока Бенедикт королевским жестом не велел ей замолчать. Она нервно подсадила наездника в седло, похлопала Макассара по шее и наконец отступила назад.
– Давай ты поднимешься на трибуну и успокоишься, - предложил ей Бенедикт.
– Не хочу смотреть бега вместе с тобой, ты похожа на электропилу, рядом с тобой страшно находиться!