Нежность к мертвым

Данишевский Илья

ке и все остальное — они это обожают; опиши, как падают

осенние листья, они трахаются на повороте реки. Лисица опас-

ливо озирается, будто боится, что их застукают. Мертвец опи-

рается на руки, обломанные ногти. Начни с этого, а затем вер-

нись к Анне-Розе. Покажи им контраст и язык насилия. Пусть

монтаж произойдет в точке описания его лоснящейся кожи и

8 Или [мареновая] Роза

92

Нежность

к мертвым

описания того, как Роза-Анна гладит салфетки. Или манжеты

его рубашек. Может быть, мертвец формами похож на ее му-

жа? Или она смотрит в окно — один случайный взгляд, прочь

от рубашек и манжетов — и видит, как мертвец и лиса? Я не

знаю, придумай сам. Ты мастер чудовищного копирайта. До-

бавь несколько завуалированных цитат из Зюскинда и Рушди.

Покажи им, что прочитал еще несколько высокоинтеллекту-

альных книг. К примеру, пусть лиса во время того, как в нее

запихивают, цитирует список кораблей. Или Бахман? Да, пусть

цитирует Бахман. А в конце главы не забудь дать зыбкий на-

мек, что все аллюзии не случайны. Сделай вид, что так и заду-

мано, что ты не просто грязный некрофил, смакующий темы

гибели и пасмурного разврата. Пусть твой стиль будет таким,

будто ты просишь внести тебя в букеровские списки. А я пой-

ду прогуляюсь. Вдоль по улице. Там, за стеной — по улице

мира, где не думают о смерти. Я выйду вон. И буду там, что ты

так ненавидишь — в Гольфстриме человеческой жизни, обыч-

ной и банальной, где солнце плещется на витражах и огромные

плазменные квадраты рекламируют Перье.

Она встает со стула. Мебель эпохи Тюдоров заставляет те-

бя понимать, что все, что делаешь — может остаться в веках.

Мадам Бовари, Анна Каренина, Жанна д’Арк — все эти бес-

смысленные имена почему-то сохранены в контексте; Гретхен,

Ева, Альбертина — и это они тоже; Шанель, Синди Кроуфорд,

Ангела Меркель — и они… Добро пожаловать, ничего не будет

забыто. Даже если тебе захочется. Может быть, ты сможешь не

вспоминать отвратительную резиновую сухость елозящего в

тебе гондона, но кто-то обязательно вспомнит. Даже если од-

нажды ты проснешься в сумрачном лесу — какая-либо случай-

ная сплетня и контекстная реклама расскажет о тебе его обита-

телям.

Лизавета идет по улице. Здесь и повсюду рекламируют ут-

раченные, но вернувшиеся в моду 90-ые. VHS-кассеты, особый

шарм потоковых кинофильмов того десятилетия, расцвет

мыльной оперы и ее трагический конец на фоне бури столетия,

все эти люди, поющие, играющие и говорящие — как бы все

еще существующие в нашей памяти, полумертвые звездули

прошлого столетия. Мальчик Кен, плачущий пластиком, по

ушедшей волей маркетинга Барби к другой силиконовой блон-

динке. Ленты Гаспара Ноэ с красивыми ретроспективами ско-

93

Илья Данишевский

тобойни. 90-ые, десятилетие разнообразия и бесконечного экс-

перимента снова выкатило свои длиннорукие кофты на при-

лавки, кудрявые прически и сексуальность здорового женского

тела. И в параллель им — книги Александра, фриковые звезды,

переливающиеся на рулонах презервативов детского размера,

современный кондом отпускается по достижению 13 в ваги-

нальном и анальном варианте, туалетная бумага с рассасываю-

щейся втулкой — чтобы мужчинам не нужно было напрягать

себя и нести втулку до мусорного ведра; мир, когда девушки

90-х возвращаются в беспощадной и злой пародии на самих

себя, снова фотографируются неглиже, прикрыв сиськи умны-

ми книгами, чтобы подчеркнуть процесс интеллектуализации, в

котором они плескались все эти утраченные годы.

Ее ждала долгая дорога. Она смутно представляла, где и

как повернуть, чтобы срезать углы. «Дом Сивиллы» попался ей

по одной из множества ссылок рекламы по интересам. Кажется,

раньше он действительно притворялся модным заведением для

мистически настроенной молодежи, но сейчас приспособился к

новым веяниям, и с легким кокетством обыгрывал свое про-

шлое. Теперь он — злачное фешенебельное заведение с мрач-

ным сайтом-визиткой, где каждая девочка вела тематический

блог. Общее настроение было желчным, очень снобливым. Эти

девочки как бы утратили всякий вкус жизни, но были богиня-

ми понимания. Ничего не укрывалось от их высказываний:

женщины, заполонившие личинками весь мир, быстроспус-

кающие мужланы, многочисленные туристы с красноватой от

воздержания спермой, нравственные священники с крохотными

мудями, собачонки из глянцевых журналов, арт-выставки с

глиняными пёздами на прилавках, китайская одежда, тротуары,

магазины, мещанство, Библия, секс-шопы. Лизавете нравились

те, кто умел приспосабливаться. Ей чем-то нравился Георге с

его нескончаемой манией накопления: портфолио, фотосессий,

онлайн-интервью, упоминаний в социальных сетях, побед в