Нежные щечки
Шрифт:
Когда ему подвернулся случай поговорить со следователем Уцуми из отделения Томакомаи, Вакита волновался: а что, если тот догадается? Но потом он подумал, что ему все равно, даже если тот его арестует. Уцуми все время что-то вынюхивал, при этом выглядел как местная шпана, непрестанно матерился и был бескомпромиссен. Назойливый, противный тип, откровенно злословили про него коллеги, но для Вакиты Уцуми был идеальным полицейским. Уцуми лишь немного поучаствовал в организации поисковой операции в горах и уехал. Хочу быть таким, как Уцуми. Я обязательно стану таким, как Уцуми, подумал Вакита. Он еще больше укрепился в
На третий день поисков полицейских собак увезли. На следующий день поиски в горах было решено продолжить силами местной пожарной части. Вакита стал потихоньку нервничать, как ему быть с телом девочки, по-прежнему спрятанным на чердаке. Ему хотелось, чтобы тело нашли в нужное время и в правильном месте. Таким был его замысел. Но вокруг было так много людских глаз, что ему никак не удавалось вывезти тело. Пришлось под тем предлогом, будто ему надо переодеться, взять полицейскую машину, достать тело с чердака, отвезти и захоронить его в диком лесу у подножия горы Энива.
После отъезда поисковой группы и журналистов Вакита делал вид, что продолжает поиск: распространял листовки с объявлением о розыске, ездил по окрестностям на своем мотоцикле, опрашивал местное население. Иногда он сталкивался с матерью девочки, когда та, оставшись на даче одна, объезжала на мопеде окрестности. Он всегда старался ее подбодрить.
— Вы держитесь, духом не падайте, — говорил он Касуми. — Я тоже буду продолжать поиски.
— Спасибо, — благодарила она и начинала рыдать.
Красивая женщина, но выглядела сильно осунувшейся — горе не прошло для нее бесследно. Бедняжка! Скорее бы уж нашли тело и завели уголовное дело по факту убийства, размышлял Вакита, но проблема заключалась в том, что сам он обнаружить тело не мог. Ответственным за расследование был назначен некий Асанума из управления, и дело продвигалось крайне вяло. Лучшего варианта для него, как преступника, и придумать было сложно, но при этом он был недоволен: слишком уж беспечно он себя чувствовал, зная, что с Асанумой полиции никогда не выйти на его след. Вот если бы такой человек, как Уцуми, возглавлял расследование, тогда другое дело, размышлял Вакита. Потому что Уцуми был таким же, как он сам.
Когда расследование окончательно зашло в тупик, Вакита получил радостное известие: приказ о новом назначении. Его начальник, который обратил внимание на его работу во время следствия, перетащил его с собой в отделение в Бибае. Вакита стал следователем — его заветная мечта осуществилась. В день отъезда с Сикоцу Вакита в последний раз оглянулся на гору Энива, у подножия которой он захоронил девочку. Вспомнил, как дрожал руль у велосипеда и скрипели тормоза, когда он катился тем ранним утром вниз по склону.
— Нет, быть этого не может! — придя в себя, закричал Уцуми.
Что за дурной сон! Неужели этот сон и будет последним сном в его жизни? Уцуми заплакал. Сердце его уже останавливалось, и только сознание по-прежнему оставалось ясным.
— Что случилось? — склонившись над ним, Касуми заглядывала ему в глаза. — Чего не может быть?
От собственного крика сердце Уцуми почти перестало биться. Он
Вместе с долгим и глубоким вздохом жизнь покинула его тело. Она сразу поняла это. Его ясные, полные странной силы глаза утратили свой блеск, зрачки стали абсолютно черными. Рука, будто пытающаяся сказать ей что-то и до последней минуты хватающаяся за воздух, безвольно повисла. Это была смерть. Мысли Уцуми с резким щелчком разорвались и теперь пытались раствориться в воздухе. Касуми непроизвольно посмотрела на покрытый копотью потолок. Может, душа Уцуми еще витает где-то рядом с его телом? Вряд ли было что-то, о чем захотел бы ей сказать ставший духом Уцуми. А если даже и было, то теперь, вместе с его смертью, это испарилось. Конец, подумала Касуми. Странное у нее было чувство: будто она что-то безвозвратно потеряла, но одновременно почувствовала облегчение оттого, что все наконец закончилось. Касуми обернулась к стоящей позади нее матери.
— Умер. — Собственный голос показался ей неестественно оживленным, вразрез тому, что творилось у нее в душе.
Мать со вздохом, тихонечко кивнула головой.
— Умер. Что же теперь делать? — застонала Касуми.
Его смерть будто застала ее врасплох.
— Ничего уж тут не поделаешь. Как тяжело-то болел. Теперь ему легче.
Мать, не вставая с колен, пододвинулась к Уцуми и, будто видя его впервые, пристально стала рассматривать его лицо. Тронув его тонкие веки узловатыми пальцами, она ловко закрыла ему глаза. На Касуми навалилась усталость, она отодвинулась в угол и прислонилась к фанерной стене. Откидывая назад голову, ударилась — раздался глухой звук. Так она просидела некоторое время, уставившись на мертвое тело. Ей казалось, будто Уцуми, приняв снотворное, просто впал в забытье: рот приоткрыт, глаза закрыты.
— Когда издалека смотришь, кажется, что живой.
— Касуми, надо позвонить доктору, — резким голосом перебила расстроенную дочь мать.
— Зачем?
— Нужно получить свидетельство о смерти. Иначе не оформишь разрешения на погребение.
— А, понятно.
Касуми наконец смогла подняться с пола. Посмотрела на часы. Двадцать восьмое октября, вечер, девять часов двадцать минут. Она постаралась запомнить время смерти Уцуми.
— Ладно, врачу не звони. Попрошу этим заняться Комуру. Ты лучше позвони его жене.
— Хорошо.
Состояние Уцуми было неважным с самого утра, поэтому мать закрыла бар и весь день провела у его изголовья вместе с Касуми. Добросердечный по натуре, Комура в тревоге бродил по дому, время от времени поднимался на второй этаж и заглядывал в комнату, иногда засыпал, уронив голову на барную стойку, — казалось, он не знал, куда ему приткнуться. Касуми стояла рядом с футоном, на котором лежало тело Уцуми, и смотрела на него. На щеках остались влажные разводы. Касуми опустилась на колени и кончиком языка слизнула слезинку, застывшую в уголках глаз. Слезы были безвкусными.