Незнакомец
Шрифт:
– Да, она такого же возраста, как и моя сестра, – тихо заметила я.
– Вот дерьмо. Значит, она и возраста моей сестры, – Джаред в испуге уставился за меня.
Он отвернулся к раковине и энергично вымыл руки, почти по плечи опуская их в воду. Я и забыла, что Джаред до сего момента никогда не имел дело с людьми, подобными миссис Дэвис. Он работал у меня уже шесть месяцев, и через наши руки прошло множество смертей из-за болезней и возраста, даже парочка несчастных случаев. Работать же с самоубийцами нам не приходилось. Фактически, никто из умерших не был моложе сорока пяти лет.
Когда
– Ты готова? – осведомился он.
– А ты? – я не торопилась приступать к работе. Спешить нам некуда.
– Конечно, – кивнул он. – Да.
– Почему бы тебе просто не рассказать, с чего мы должны начинать? – я задала этот вопрос, чтобы напомнить ему, что речь шла о работе. И неважно, что эта работа иногда нас будоражила.
Джаред протараторил все этапы процедуры, которую требовалось выполнить, но его взгляд не отрывался от лица миссис Дэвис, и во время работы он даже пару раз отвернулся. В конце концов, я положила руку на его плечо.
– Может, передохнём?
– Да. Хочешь содовой? – Джаред сделал долгий и медленный выдох и кивнул.
– Давай, – мне перерыв не требовался, но пришлось его сделать.
Из древнего автомата, который стоял в комнате отдыха в конце коридора, Джаред принёс нам по бутылке. В эту комнату с потрёпанной мебелью и поцарапанным полом клиентов не водили. Она предназначалась для персонала: в ней можно было пообедать или немного расслабиться.
Джаред открыл свою бутылку и растянулся на изношенной кушетке. Я же рухнула в старенькое кресло, на котором лежали разномастные подушки. Мы пили молча. Сверху до меня доносился тихий стук каблуков Шелли по деревянному полу.
– Думаю, надо заменить звукоизоляцию, – сначала я посмотрела на потолок, потом перевела взгляд на Джареда.
– Хм, – он кивнул и уставился на горлышко своей бутылки.
– Тебя это гнетёт? – я наблюдала, как он заглянул внутрь бутылки, будто мог выудить со дна какую-то тайну.
– Да. Проклятье. Я знаю, что так нельзя, Грейс... – Джаред посмотрел мне в глаза.
– Всё в порядке, Джаред. Наша работа, по большей части, состоит из сострадания.
– Но тебя это не поразило, – заметил он. – Я имею в виду... Зачем?
– Ты хочешь сказать, что она слишком молодая? – холодные пузырьки углекислого газа защекотали моё горло и вызвали кашель. Лучше выпить кофе, но за ним надо подниматься по всей лестнице.
– Да, – Джаред снова бросил на меня вопросительный взгляд. – И... дети. Пока ты разговаривала с их отцом, я видел эту маленькую девочку с Шелли. Когда я привёз тело миссис Дэвис, то пошёл наверх и увидел её. Ей, наверное, около трех лет?
– Да. Я тоже так думаю.
– А тебе всё равно, – продолжил он.
– Это работа, Джаред. Она в том и состоит, чтобы максимально легко уладить дела для её супруга и семьи, и выполнить всё необходимое для миссис Дэвис.
– Да. Я знаю. Ты права. Только это довольно трудно. Правда? – Джаред потёр глаза, вылил остатки содовой в рот.
Я подумала о недавнем разговоре с Дэном Стюартом.
– Конечно, это печально.
– Не только печально, – Джаред покачал головой.
– Хочешь, я сама закончу? – великодушно предложила
– Нет, у меня рабочий день шесть часов, и маловероятно, что в будущем я никогда не столкнусь подобным, – он посмотрел на меня. – Но... как ты это делаешь, Грейс? Ты же не принимаешь близко к сердцу то, что не можешь выполнять свою работу, но чувство сострадания сохраняешь.
– Я научилась в конце дня оставлять работу за порогом, – пояснила я.
– А если за пару часов до окончания рабочего дня ты получишь звонок о новой смерти? – усмехнулся Джаред.
– Даже тогда, – я допила свою содовую и выбросила бутылку в ведро для переработки отходов.
– А как ты делаешь, чтобы это работало? – спросил парень, когда мы возвращались в помещение для бальзамирования.
«Что я делаю? Ухожу отсюда прочь и плачу мужчинам, чтобы они выполняли мои фантазии».
– Я много читаю.
– Наверное, мне надо начинать вязать на спицах, – Джаред тихонько фыркнул.
– Почему бы и нет, – мы продолжили работу. В инструкциях он не нуждался. – Из тебя, Джаред, выйдет отличный организатор похорон. Я тебе это уже говорила?
– Спасибо, – он поднял голову.
Мы закончили работу без дальнейшей психологической дискуссии, но, когда Джаред ушёл, я ещё раз задумалась над своими словами. Мои бурные отношения с Беном закончились на редкость мерзко. Он хотел жениться, а я нет. И вовсе не потому, что его не любила. Любить Бена было очень легко. На самом деле, я, также как и он, предполагала, что однажды мы поженимся и родим детей. Всё дело в создании семьи.
Я верила в любовь. Верила, что супружество – это навсегда. Мои родители после сорока трёх лет совместной жизни до сих пор счастливы в браке, и по работе мне встречалось множество семей, связанные узами взаимной привязанности.
С самого раннего детства меня окружала смерть. Но она не приближалась ко мне до того момента, пока я не начала стажироваться в фирме отца. Я планировала церковные службы, разговаривала со священниками, пасторами и раввинами, чтобы помочь скорбящим семьям, которые к нам приходили, чтобы проводить в последний путь любимых родственников и упокоить их с миром. Похороны не для мёртвых, а, в конце концов, для живых.
Я выслушивала дебаты между скандалящими родственниками, которые не могли договориться о церковном богослужении, и помогала неверующим молиться. Молитвы скорбящих, похоронные церемонии и божество, которому они рекомендовали своих дорогих покойников, могли слегка разниться. Все хотели верить в то, что усопший попал в загробный мир. Но это неверно. Горсть земли одинаково ложится на любой гроб, независимо от того, строгий ли это ящик из сосны или произведение искусства за тысячи долларов. Тело, в конечном итоге, рассыплется в прах, и даже воспоминания о человеке, которому принадлежало это тело, померкнут и превратятся в пыль. Я являлась свидетелем сотни погребений и ни разу не видела ангелов, которые переносили душу на небо. Не видела также и чёрта, который тянул бы в ад. Когда ты умрёшь, твоё тело закопают в ящике в землю или сожгут, чтобы ускорить процесс, и это всё. Финиш. Дальше не будет ничего. Никакого счастья навсегда или чего-то наподобие.