Незримая паутина
Шрифт:
— И ты их… — охнула Ира.
— Вот именно, я их, — повторил он с ожесточением. — А что делать? У нас закон — никаких свидетелей. Теперь в одной яме там лежат…
— Так теперь и я свидетель… — тихо сказала Ира.
— Ты — другое дело. — Антон смутился. — Кроме меня, никто не знает, что ты в курсе. Ты ведь не расскажешь о нас, если выйдешь отсюда?
— Если выйду, то нет, не скажу… — пообещала она и всхлипнула. — Никогда и ни за что. Антоша, я жить хочу.
— Там есть одна девчонка, — Антон кивнул на стену, где продолжалось веселье, — Таня зовут. Нормальная, по-моему. Тоже на семью, на мать-алкоголичку и маленькую сестру зарабатывает. Когда в туалет пойдешь, можешь там записку оставить, если хочешь. Я ей скажу где, она передаст кому надо. А то сейчас они не знают, что с тобой делать, а потом мало ли что кому в голову взбредет… А лучше дай мне свой телефон.
— А разве ваши не знают мой телефон? — удивилась Ира. — Они же заставляли меня разговаривать с Денисом…
— Я не буду у них спрашивать. Позвоню твоим и сообщу, где ты и как тебя освободить.
— Невероятно. — Она помотала головой. — Ты и вправду так сделаешь?
— Ну да! Все сделаю, чтобы ты вышла отсюда. Ты что, не веришь мне?
— Не знаю… Если ты моих предупредишь, это поможет тебе в случае чего…
— Мне от твоих родственников ничего не надо.
— А от меня? — спросила она, пытливо глядя ему в глаза.
— Ну, не знаю, — смутился он, снова побледнев. — Это ты сама решишь.
Удав нажал на кнопку магнитофона, чтобы выключить запись, и взглянул на Урюка. Они ехали в ночной клуб «Лулу», к месту предстоящей встречи с Соломиным.
— Интересный разговор, — сказал Урюк. — Не думал, что у тебя завелся Ромео. А ты меня уверял, будто твой Антон — без страха и упрека.
— Так оно и есть. Исключение подтверждает правило. В семье не без урода, в смысле не без Ромео. — Удав скрипнул зубами.
— Вот тебе и повод зачистить местность, — проговорил Урюк после короткой паузы. — Провести плановое сокращение кадров.
— Антоху я бы ни на кого не променял, — решительно заявил Удав. — Но теперь все изменилось. Он нас предал. Поэтому, согласно уставу, не пройдет и суток, как он точно будет — и без страха и упрека.
Урюк покосился на него. Как из старого фильма про сицилийскую мафию, подумал он.
— Перед строем? И приговор зачитаешь?
— У нас только так, — кивнул посерьезневший Удав.
19
— Я не спрашиваю, кто это сделал, только интересуюсь: сколько было на кону, если убрали такую фигуру, как Артем Абрамян? — Павел Семенович закурил новую сигару.
Он и Урюк сидели за отдельным столиком в ночном клубе. Поодаль устроился Удав с тремя пацанами, а еще дальше, один-одинешенек, расположился Ефим и с равнодушным видом, будто его здесь никто и ничто не интересует, листал не то меню, не то глянцевый журнал с полуобнаженными красотками.
— Наверно, немало, — туманно сказал Урюк.
— Ты недоговариваешь.
— Ладно. Откровенность за откровенность. Не знаю! И незачем мне это. Банкиров убивают, к этому привыкли, и торги давно не откладывают. Но сейчас некоторые говорят, будто бы Абрамян хотел забрать себе контрольный пакет «Алтайского редкозема». Значит, есть за что убивать.
— Не пори чушь. Кто говорит? — спросил Соломин.
— Не важно. Этот пакет весит пятьсот лимонов зеленью, — продолжал Урюк. — Вот ты хотел бы войти в долю?
— Нет. Хотел бы забрать все себе, — усмехнулся Павел Семенович. — Шучу. Кто знает, возможно, Абрамян перестал соответствовать некоторым требованиям времени. Не смог или не успел вписаться в новые условия. Встал на пути прогресса. Такие, как он, не любят делиться с кем попало. А это не всем может понравиться.
— Тому же Потапу, например, — вставил Урюк. — Но он до сих пор почему-то живой. Даже слишком. Кстати, он тебе нужен? — Он вопросительно посмотрел в глаза Павла Семеновича.
Тот пожал плечами, пустив дым к потолку.
— Не так чтобы очень. Я попытался снова соединить ужа с ежом, то есть Удава с Потапом, но вскоре понял: это бесполезно. Потаповские блатняги — из другого времени. Только этого не понимают. И никогда не поймут. Делиться они не желают, легализоваться, выйти из тени — тоже. И потому уже всем мешают.
Оба замолчали.
— И кто бы нам подошел на место Абрамяна, раз уж его нет? — нарушил паузу Соломин.
— Хочешь кого-то порекомендовать?
— Я неплохо знаю Сашу Смушкевича. В правлении банка он зам Абрамяна.
— А я-то все думал: где народный депутат Соломин пасется, кто его подкармливает… Мне больше нравится Костырев.
— Это называется по-другому: я их лоббирую! — поднял палец Соломин. — Костырева я тоже знаю.
— И что, неплохой доход?
— На жизнь хватает.
— А Смушкевич готов делиться? — серьезно спросил Урюк.
— Только с теми, кто ему полезен или кого он боится, — ответил Соломин. — А вообще, я могу отвечать лишь за себя. Знаю только, что он был в контрах с покойным Артемом. Значит, должен устроить тех, кому Абрамян чем-то помешал. Как видишь, я предельно откровенен.
— С этим более-менее ясно, — кивнул Урюк. — Есть еще Голованов, твой земляк, конкурент и коллега. Ты его хорошо знаешь?
— Знаю. А что, он тоже путается у тебя под ногами? Или, как и другие, не вписался в новые условия?
— Есть немного, — прикрыл глаза Урюк. — Говорят, тоже собрался в губернаторы.
— Тоже? Значит, как и ты? — даже привстал Соломин.
— А что, не гожусь?
— Ну почему. Просто я про него догадывался, а вот про тебя…
— А ты случайно туда же не собираешься? — подмигнул Урюк.
— Куда мне… То есть Голованов — это камешек, попавший в твой башмак, если использовать известную аллегорию. А таким камешком для тебя мог бы стать я…
Урюк промолчал. Закурил, глядя в сторону эстрады, где репетировали полуголые девочки.