Незримая паутина
Шрифт:
Она вытолкнула его в другую комнату и начала лихорадочно одеваться. О господи, сейчас сломает дверь, думала она, торопливо закалывая волосы. И так соседи грозили написать в милицию, в прокуратуру, черт знает еще куда. Но я-то, я-то с кем связалась…
Потап ворвался в квартиру, оттолкнув Полину, за ним последовали Слон, Дурень и еще двое стриженых парней.
— Саша, что случилось?..
— Сука! — заорал он, разбрасывая на своем пути все, что попадало под руку, и наотмашь ударил ее по лицу. Охнув, женщина упала на спину, и он мимо нее прорвался в спальню, рванул на пол постель, заглянул под кровать.
— Ну, где он? — крикнул Потап. — Куда его засунула?
— Идиот! — сказала Полина тем же тоном, каким только что говорила с Головановым. — Сволочь проклятая… Ты мне кто, муж? — Она посмотрела на себя в зеркало. Отерла кровь с губ.
— Ты точно его видел? — хмурясь, спросил Потап Слона.
— Ну! — кивнул тот.
— Кого видел? — возмутилась хозяйка. — Здесь никого нет!
— Как же, нет, — скривился Слон. — Седой такой, на «ауди» подкатил — и в лифт. И не выходит. Хотя не здесь живет.
— Ты что, следишь за мной? — обомлела Полина. — Я тебе кто?
— Вот сейчас узнаешь, кто я тебе… — Потап приблизился к ней вплотную.
— Ты что себе позволяешь! — взвизгнула она. — Я сейчас милицию позову!
— Считай, она уже здесь, — прошипел Потап, отодвинув ее в сторону.
Где же он, интересно, там спрятался, подумала Полина, чувствуя, как горит лицо, и невольно взглянув на себя в зеркало. Кожа горела не столько от удара, сколько от непривычного для нее тайного удовлетворения. Ее не раз бил и насиловал отчим, били и насиловали знакомые ребята — там, в рабочем поселке, откуда она в конце концов сбежала в Москву.
Ее до сих пор били, правда, реже и больше из жадности. Но еще ни разу из ревности.
Голованов сам вышел из комнаты, застегнутый на все пуговицы, причесанный, с газетой в руках и с суровостью во взгляде.
Полина удивилась этой метаморфозе, впервые увидев его таким — независимым и надменным (откуда что берется, восхитилась она про себя).
— Так ты мне врала! — Потап, казалось, едва не утратил голос. — А ты, козел, я тебе что говорил, а? Близко к ней не подходи!
Похоже, он еще не знал, с кого начать. Впрочем, видно было, что склоняется к тому, чтобы прежде схватить за грудки народного депутата.
— Я тебе, падла позорная, что говорил, когда ты мне ее рекомендовал? — подступил он к Голованову.
— Саша! — вдруг испугалась Полина за Потапа. — Ты что, у него же иммунитет. Тебя посадят!
— Вот я сейчас лишу его этого иммунитета! — заорал Потап и неуловимым движением выхватил нож с выкидным лезвием. — Вместе с яйцами отрежу!
— Ты с кем разговариваешь! — фальцетом воскликнул, задрожав и привстав на носки, Голованов, тем не менее отступая к двери. — За мной двести тысяч избирателей! Я принадлежу к самой многочисленной и влиятельной фракции!
— Рекомендовал? — вдруг вспомнила Полина. — Ты, Петечка, меня — ему — рекомендовал? — раздельно спросила она.
Теперь уже она подступала к представителю самой многочисленной фракции. Даже Потап удивился такой перемене ее тона.
— Ну да! Тебе же нужна реклама, — приподнял брови Голованов. — Очередной выгодный клиент, и чем их больше, тем для тебя же лучше… Разве не так? Что ты на меня так смотришь? Да, я рассказал Саше, как своему компаньону, что в Москве есть такая исключительная женщина, как ты. Хотя мне не всегда нравился цвет твоих волос. Но как выяснилось, вы уже были знакомы. Я не знал…
— Ах ты, сука! — Потап, похоже, потерял дар речи от неожиданности и, не находя новых слов, вынужден был повторяться. — Ты мой компаньон? Да я тебя, гниду позорную, в гробу видел!
— Ну ты и гнус, Петр Авдеевич… — медленно произнесла Полина. — Так вот в чем дело! Теперь тебя цвет моих волос не устраивает? А что еще? А у жены устраивает?
— Полиночка, ты не так поняла, — прижал руки к груди Голованов, продолжая пятится к двери, теперь уже ко входной. — Я потом все тебе объясню, когда мы все успокоимся…
— Никакого потом не будет. И пошел вон, урод! — крикнула Полина так, что все вздрогнули. — Пусти его, Саша! Не трогай! — придержала она Потапа. — Пусть катится…
Она приложила ладони к горящим щекам. С чего это ты, мать, так разволновалась? Из-за кого? Или и впрямь собиралась дождаться его развода и выйти за него?.. Да уж лучше за этого бандюгу.
— Я сама! — сказала она, оттолкнув депутата Голованова от двери, которую тот пытался отпереть дрожащими руками.
— Полиночка, только успокойся, мы обязательно это обсудим… — бормотал тот, стоя к ней лицом в раскрытой двери.
— В трех чтениях, — хохотнул Слон.
— Обсудим, обсудим… Да иди же ты!
И как только депутат повернулся спиной, Полина с силой ударила его ногой в зад, после чего захлопнула дверь.
Братки захохотали и тут же смолкли, увидев яростное и еще более прекрасное лицо этой «Мегеры Милосской», как сказал о ней как-то Соломин.
— Может, тебе тоже цвет моих волос не нравится? — сверкнула она глазами на Потапа.
— Да ничего, я рыжих люблю… — Теперь он смотрел на ее вздымающуюся, готовую вывалиться из декольте грудь с прежним вожделением и, кажется, не прочь был завалить ее прямо здесь, в прихожей, невзирая на корешей.
— Пошли все вон! — Полина снова распахнула дверь. — Все! — затопала она ногами, впадая в истерику.
Оставшись одна, она упала лицом на диванчик в кухне и так, стоя коленями на полу, проплакала до самого вечера. И только когда стало темнеть, села к телефону, закусив губу и стараясь не смотреть на себя в зеркало, набрала номер Соломина.
— Это ты все устроил? — выкрикнула она вместо приветствия, услышав его ровный голос.
— Что — все? — спросил Павел Семенович, на самом деле понимая, о чем идет речь. У Голованова, явившегося на думские слушания только во второй половине дня, был вид побитой собаки. В курилке, встретив изучающий взгляд Соломина, он отвел глаза в сторону и постарался побыстрее уйти.