Незримые тени
Шрифт:
«Что же могло так задержать моего крошку?» – взволнованно думала женщина. «Разве что…».
Она судорожно вздохнула и пальцы ее затряслись. С ее мальчиком могло случиться что-то нехорошее. Она вскочила, расплескав чай. Ждать было выше ее сил. Слугам было велено искать Деметрия до тех пор, пока он не будет найден. Но им не пришлось идти слишком далеко.
Бледный, как сама смерть, ребенок появился в проеме входной двери, обвел присутствующих пустым взглядом, и рухнул, как подкошенный к ногам обомлевшей тетки. Он ничего уже не видел и не слышал, а в этой навалившейся в него темноте было столько покоя,
Следующие три дня мальчика сотрясала жестокая лихорадка. Его тело становилось то холодным, как лед, то горячим, как раскаленный металл. Тетка его не отходила от постели больного и непрестанно молилась, не находя себе места от тревоги. Она всей душой привязалась к своему племяннику, полюбив его, как родного сына. Иногда, между мольбами к небесам, она посылала проклятия своему жестокому и глупому братцу, не пожелавшего навестить больного мальчика.
Впрочем, как ей сообщили, маленькая сестренка Деметрия сильно простудилась, когда заигралась на берегу океана на холодных камнях. Зная, как Петер обожает дочь, было неудивительно, что он предпочел оставаться рядом с ней.
Что касается мальчика, то врачи терялись в догадках о причине его болезни. Заболевание протекало бесконтрольно, сбивать жар или поднимать температуру тела не удавалось. Организм Деметрия самостоятельно то охлаждался, то разогревался. Попытки завернуть его в несколько одеял или растереть не приносили желаемых результатов. Его тело коченело и становилось буквально ледяным. Если бы не прерывистое дыхание, можно было бы подумать, что мальчик расстался с жизнью. Затем, спустя какое-то время температура стремительно взлетала так, что поднося к нему ладони можно было обжечься.
По всем признакам, он должен был уже умереть множество раз, к ужасу тетки, но пораженные врачи раз за разом констатировали необъяснимую жизнестойкость и силу ребенка. Деметрий не приходил в сознание, но иногда он выкрикивал бессвязные слова. Правда, порой удавалось расслышать, как он произносит имя сестры.
«Бедный мой мальчик!» – тетка так и заходилась в рыданиях, гладя его по мокрым спутанным волосам. «Какой же твой отец бессердечный. Так обижать свою кровинушку!».
Причитания эти, впрочем, длились не долго. Добрая женщина понимала, что будь Петер поласковее с сыном, то она, Агата, была бы обречена встречать старость в одиночестве, в окружении своих слуг, среди дубовой мебели, уже тронутой жучком, и тяжелых пыльных портьер. Да, она любила свой дом, свой драгоценный фарфоровый сервиз на двадцать пять персон, свои тяжелые серебряные четки и висевшие вдоль стен картины недурных художников. И все же, она, не задумываясь, отдала бы весь дом с его богатым наследством в обмен на жизнь и здоровье дорогого Деметрия.
На исходе третьего дня, ближе к полуночи, дыхание мальчика стало ровным, температура тела приблизилась к обычной, а сам он, наконец, открыл глаза. Тетка стала звать врача и схватила маленькую теплую ладонь в свою руку, взволнованно спрашивая, как он себя чувствует. Деметрий неторопливо обвел взглядом спальню, помолчал еще с минуту, затем попросил воды.
Тетка немедля исполнила его просьбу. Он жадно осушил один стакан, затем второй, третий, и, наконец, напившись, довольно вздохнул. Изумленная тетка терпеливо ждала,
Деметрий молчал. Он не сводил темных глаз с ее лица, в них появилось какое-то новое выражение. Какое именно, Агата не могла понять, но этот новый взгляд смутил ее, будто это не она была старше его, а он, и при этом еще прожил длинную, невероятную жизнь, полную тайн и приключений.
Наконец, Деметрий перевел взгляд в потолок, произнес всего одну фразу «хочу спать» и ресницы его мягко коснулись щеки.
Тетка, счастливая тем, что болезнь отступила, на цыпочках вышла из комнаты, чтобы спуститься в сад, прогуляться и подышать свежим воздухом.
Что же с того, что мальчик странно смотрит? Просто малыш много перенес, бедняжка. Пусть отдыхает. Еще расскажет, что с ним приключилось.
Но прошла неделя, а Деметрий так и не дал вразумительного ответа на все теткины расспросы. Она услышала лишь то, что когда он был в лесу, ему внезапно стало очень нехорошо, и он еле нашел в себе силы, чтобы добраться назад домой. Это было все, что он помнил. При этом лицо его было столь чистым, светлым, а голос – ласковым, что тетке ничего не оставалось, как поверить ему.
«В самом деле, зачем малышу врать, ведь он так пострадал, бедняжка», – думала она.
Мальчику было намного лучше, но пока что тетка строго настрого велела слугам не спускать с него глаз и не разрешать выходить ему за ворота, пока не окрепнет.
Деметрий же понимал, что в данных обстоятельствах ему лучше подчиниться. И все же, тревожная мысль не давала ему покоя.
Как же София?
Все, что произошло в тот миг у обрыва, он отчетливо запомнил и это не давало ему покоя.
Деметрий видел, как отец уснул под деревом, как сестра резвилась у обрыва, но о грядущей опасности он еще не знал. Он только наблюдал издалека.
Пригорок у обрыва весь порос травой и кустарником, и Деметрий мог затаиться там, чтобы следить за играющей сестрой. Ему открывался вид на океан, прибрежные камни и крутой склон. Так вот, мгновение, когда сестра, запутавшись в собственных волосах, в погоне за лентой, подгоняемая сильным ветром, бежала к самому краю, врезалось в его память.
Тот миг, когда она занесла ногу над пропастью, и он понял, что сейчас она в нее упадет, стал для него своеобразной точкой отсчета времени, когда внутри него произошло нечто пугающее. Это самое время словно остановилось, раскололось на части от сжавшего его страха: его любимое существо сейчас разобьется о камни и он навсегда потеряет ее.
Повинуясь непонятному порыву, он выбросил руки вперед, по направлению к падающей сестре, и все в нем отозвалось такой дикой, мучительной болью, что он прикусил язык до крови. Будто вся масса океана накрыла его с головой, не та, красивая и зеленая, что у поверхности, а та, что таится в самих его глубинах. Черная, беспросветная, неведомая. В этот миг появился другой Деметрий: незнакомый, раздираемый на части, дрожащий от неистовой силы, что пробудилась в нем.
Сквозь пелену своих мук, он видел, как летевшая навстречу гибели сестра, вдруг замедлила падение, словно паря над волной, медленно опустилась вниз.