Незримые тени
Шрифт:
Деметрий не походил на ангела. Разве что в те минуты, когда он чувствовал, что София спит рядом, лицо его приобретало какое-то одухотворенное выражение, которое сразу исчезало, стоило разлучить брата с сестрой на время. Он принимался смотреть по сторонам, насколько это позволяло его физическое развитие, ища взглядом Софию. В этом взгляде была тоска, неуверенность – смотритель мог поклясться в этом! Хотя подобное никак не укладывалось у него в голове. Взгляд Деметрия был слишком взрослым, все понимающим, будто это были глаза опытного, познавшего жизнь человека.
Бояться младенца, пусть даже такого необычного,
Его жена, стоило ей оправиться после тяжелых родов, слезно просила его больше не заводить детей и больше просиживала у окна в кресле с вышиванием, глядя на океан отрешенным взглядом и глубоко вздыхая. Иногда она брала из колыбельки Деметрия и ходила с ним взад-вперед по комнате, тихонько напевая детскую песенку, затем укладывала его обратно, забывая о нем на несколько дней, чтобы потом снова вспомнить о его существовании. К Софии она почти не притрагивалась, да в этом почти не было нужды, потому как малышка была окружена вниманием отца, который все свое свободное время проводил рядом с ней.
В погожий день он непременно брал девочку на прогулку, заботливо укутав ее, показывал ей океанский берег, рыбацкие лодки и расстилающийся голубой горизонт. Поднимался он с ней также и на маяк, рассказывая о важности своей работы, о власти огня над тьмой и о том, что потерпевшие кораблекрушение не обретут покоя в воде и обречены на бесконечные странствия. Потому что люди вышли из земли и упокоиться должны тоже в этой самой земле. Ночью можно услышать или даже увидеть блуждающие души, чьи тела были поглощены морской пучиной, которые теперь бесконечно страдают от неизвестности.
– Забиваешь ребенку голову страшными сказками, – ворчала экономка, – вот, пугать вздумал. Ты ей про Святых Мать и Младенца расскажи. Для христианской души-то оно лучше.
Петер соглашался. Он был крещен и ходил в церковь. Но при этом часть его сознания была глубоко языческой, уходящей корнями в неведомое прошлое, о чем не было написано в Библии. Это были сказания, передающиеся из уст в уста, легенды, возникающие не то от неуемной людской фантазии, не то от невероятных чудес, пережитых когда-то.
Конечно, смотритель никогда не предавал сомнению церковные устои, он бы не осмелился и предположить, что церковь может ошибаться насчет устройства мира. Просто на протяжении своей жизни он не раз сталкивался с необъяснимыми вещами, которые приходской священник называл одинаково – «дьявольскими проделками». Неясное внутреннее смущение, а также и уважение к Богу, страх перед ним, не позволяли сомневаться, что все необъяснимое, скорее всего, результат деятельности коварного Люцифера.
Софии, по всей видимости, весьма приходились по вкусу отцовские рассказы. Возможно, она была еще мала, чтобы представить пугающие картины об утопленниках, морских ведьмах и чудовищах, а быть может ей просто нравился тембр голоса рассказчика. Он и успокаивал, и завораживал, потому как она всегда внимательно слушала все, что он ей говорит.
Едва научившись стоять на ногах, София
Он также усвоил, что если сестру переодевают, а отец набрасывает куртку, то это значило длительное расставание. Для Деметрия, даже минута, проведенная вдали от сестры, казалась мучительной. Он мог бы плакать, кричать, выражая свое негодование, но такого никогда не случалось. Всю боль и одиночество своего маленького сердца Деметрий скрывал с удивительной, несвойственной маленькому ребенку стойкостью.
Как-то в одни из редких минут, когда мать стояла с ним у окна, машинально поглаживая его по волосам, Деметрий заметил, что отец направляется с Софией через маленький сад к берегу. С тех пор, стоило смотрителю забрать из комнаты дочь, как Деметрий бросался к креслу, взбирался на него, опираясь ручонками на подоконник, чтобы оттуда следить за ними. Он мог ждать часами, не покидая кресло, пока в поле его зрения снова не попадал взрослый мужчина с ребенком.
Он не улыбался, не хлопал по стеклу ручкой от счастья, внешне никак не проявляя своего восторга. Внешне ничто не выдавало его радости, но внутри в нем все ликовало – отец поднимался по ступеням дома, подбрасывая вверх хохочущую Софию.
Казалось бы, он должен был ревновать, изводиться, страдать от недостатка родительской любви. Но на самом деле, Деметрий ощущал себя вполне счастливым только от того, что сестра была рядом. И когда отец уделял все свое внимание Софии, практически не обращая внимания на сына, последнего вовсе не удручал этот факт. Девочка с удовольствием играла с братом, но в ней не было зачатков тех чувств, что взрастали в нем: ответственности, беспокойства и трепетности за нее.
Глядя на сына, сидящего в углу комнаты с игрушками, смотритель клялся себе, что станет брать его на прогулку, как и дочь, но эти мысли проходили, стоило ему подойти поближе.
Тяжелый взгляд загнанного зверя и тот не мог выразить того отношения, которое демонстрировал этот маленький человечек. Повзрослев и выйдя из возраста младенца, Деметрий все меньше походил на обычного ребенка. Может внешне он таким и казался, но этот взгляд, это лицо… Боже милосердный! Порой у смотрителя бежали мурашки от ужаса, что это существо – его сын! – находится в одной комнате с его ангелочком, его обожаемой Софией. Иногда, особенно по вечерам, когда сумерки окутывали дом, сгущающиеся тени преображали лицо Деметрия до неузнаваемости, делая его похожим на демона.
– Ты не можешь говорить такое о своем сыне, – возмущалась Клара. – Мальчик и так растет, как сорняк, при живых-то родителях! Пожалел бы малютку. Хозяйка, и та с ним редко бывает, а все ж таки родная мать! Это ж надо такое придумать – демон!
– Ты присмотрись к нему, как он смотрит, как ведет себя, – огрызался смотритель. – Поймешь, что я не преувеличиваю. А ты можешь поклясться, что его не подкинули злые духи нам на погибель?
– Тьфу ты, – экономка всплеснула руками. – Да я своими глазами видела, как он из утробы выскочил! Мелешь спьяну!