Нф-100: Врата Миров
Шрифт:
– Вот! Еще это незнамо откуда взялось!
– С острова ты их привез, сказал, туристы забыли - мягко и успокаивающе сказала Любава. И продолжила, обращаясь к нему же,
– Буря кончилась, доплывем до Светлого?
Сысой молча взялся за вёсла. Любава подала руку Стерлигову, тот с трудом вытащил затекшие ноги из-под сиденья и сел лицом в сторону поселка, спиной к супругам. Мерные шлепки вёсел по спокойной воде, плавное укачивающее движение лодки, хмурый пасмурный день подействовали лучше всякого снотворного, и профессор задремал, утомленный чередой событий, непредсказуемых и необъяснимых
– Погляди, Любань, тучи нет сзади? Что-то темнать стало быстро, - услышал он в полудреме голос Сысоя и проснулся окончательно.
Туча была, она висела прямо над лодкой и странным образом перемещалась: замирала на минуту, другую в одном месте, потом бесследно исчезала и появлялась уже метрах в десяти ниже и дальше от прежнего положения в пространстве, все ближе и ближе к лодке.
– Сысо-о-о-й!
– истошный крик Любы врезался в уши звуком пожарной сирены, и профессор увидел двойников, себя и своих путников в полупрозрачном сером коконе, который опустился на воду прямо пред ними.
Глава 6. Раздвоение
Кокон светился и пульсировал так часто, что с первого взгляда сложно было рассмотреть, что же находится внутри этой полупрозрачной, переливающейся серым капсуле. Сердце Стерлигова сжалось щемящей ноткой: он припомнил подвал с подобными образованиями, внутри которых лежали замороженные и лишенные воли люди, чьим сознанием овладели двойники из чужого мира.
Нечистая сила!
– взмахнул Сысой веслом.
Нечистая сила повела себя весьма странно. Капсула стала сильнее мерцать и бледнеть. Изнутри прорывались сдавленные звуки мычащих коров и блеящих овец, а кругом словно выли свирепые голодные волки.
– Измученный хождением во времени туда-сюда, Стерлигов уставше сказал, - там люди, - и еле успел перехватить руку Сысоя, размахнувшегося снова.
– Погоди, там и вправду что-то просвечивает, - подала голос Любава.
– Мать честная! Да что это?
– присвистнул и тут же приглушил свист, оглянувшись за борт лодки, Сысой.
Пал Палыч боялся поверить своим глазам. Сквозь кокон просвечивала надувная лодка, а в ней сидели живые и невредимые его внук Олег с друзьями. Лодка медленно кружилась: вдруг почему-то водную гладь изломала воронка, как при резком спуске воды в ванной, а ребята отчаянно кричали, не в силах помочь сами себе.
– Олег!
– рванулся он из лодки, но тотчас больно шмякнулся со всего размаху на лодочную скамейку, так сильно толкнул его хозяин. И, если б не Любава, подставившая ему спасительную руку, лежать бы профессору сейчас на спине с задранными вверх ногами. Пытаясь унять учащенное сердцебиение, он начал часто-часто дышать, судорожно хватая воздух и, не успевая вздохнуть полной грудью, чтобы остановить бешеный ритм почти выскакивающего из груди сердца.
– Тише, тише, надорвешься. Знакомые, что ли? Сысой спасет, не бросит, - приговаривала Люба и медленно, словно маленького, стала поглаживать
Сысой колдовал. Только так можно было объяснить непонятные круговые пассы руками и мерное тихое бормотание. Странно, что Стерлигов не мог разобрать ни одного слова, хотя сидел от колдующего на расстоянии локтя. Зато он четко расслышал понятные слоги в услышанном им ранее мычании и блеянии и, невольно повторил вслух с той же интонацией, немедленно получив сильный тычок в спину от кулака Любавы.
Размеры тел людей в коконе уменьшились вдвое. Стерлигов вздрогнул от такого превращения. Лодка с ребятами неудержимо смещалась на задний план, где выделялись очертания какого-то острова.
– Ветер да Водяного надо просить! К Черному острову пришельцев сносит, - крикнул Сысой, и тотчас Любава споро зашарила в карманах, нашла монетную мелочь, быстро выбросила в озеро, что-то пошептав, затем обратилась к ошеломленному Стерлигову,
– Ну-ка, отвернись быстро, - и зашуршала юбкой.
– Уймись, Сиверко дует, не Шелоник, неча зад заголять, - сказал Сысой и пояснил профессору, - Каждый ветер по-своему пугают. И Водяного задобрили, не ко времени мы выехали, вот он и свирепствует.
– Почему Сиверко лодку на север гонит, а не к югу?
– невозмутимо спросила Любава. На фоне лодки с жестикулирующими пришельцами все ярче вырисовывался темный лесистый берег.
Сысой мрачно буркнул,
– Помочь надо, - и, выпрямившись во весь рост, завел протяжную мелодию на непонятном языке. Стерлигов мог поклясться, что слышал в этой мелодии отголоски староверских песнопений, мелодий из индийских фильмов, утренних призывов муэдзина с высокого минарета в далекой азиатской стране. Колдовское пение сопровождалось ритмичными взмахами рук, как будто рыбак, находясь посреди озера, управлял невидимым оркестром.
Водоворот внутри капсулы начал стихать, лодку перестало крутить, мерцающий серый туман побледнел, и осталось совсем немного до встречи с близкими. Пал Палыч почти физически ощутил, насколько пустой и обездоленной была его жизнь в их отсутствие. Если бы он знал, что родные люди не исчезли безвозвратно, а живы, пусть хоть и на краю Вселенной, то душа не разрывалась бы столько лет от тоски и пустоты внутри, и сейчас неизмеримое счастье вливалось в его одинокое сердце по капельке, по мере приближения лодки под мерное пенье Сысоя.
– Олег, Дина, Саша, Сережа!
– профессор с любовью вглядывался в родные лица, желая как можно скорее их обнять и расцеловать.
– Помога-а-ай-те! Где настоящие?
– натужно прохрипел укротитель стихий, резко оборвав пение и показывая наверх, под самый купол капсулы. Оттуда, презирая все законы гравитации, плавно спускались двойники путешественников.
– Ребята! Милые мои, - профессор рванулся к капсуле, отталкивая Сысоя, и в следующий момент очутился на земле рядом с непонятным овальным аппаратом, замаскированным мхом. Возле него стояли ребята, чуть поодаль, озираясь, Сысой с Любавой