Ни страха, ни надежды. Хроника Второй мировой войны глазами немецкого генерала. 1940-1945
Шрифт:
Все чины в германской армии хорошо подготовлены для руководства войсками, ибо такова наша традиция. Что касается быстрой и точной оценки обстановки, принятия четких решений и отдания точных приказов, то наш Генеральный штаб явно превосходил в этом деле генеральные штабы всех других стран. В ходе маневров, совещаний на местности и учений Генерального штаба наши офицеры постоянно совершенствовались в своем мастерстве. Задачи ставились таким образом, чтобы командир на месте мог принимать более или менее самостоятельные решения. Кроме того, в мирное время в обстановку вводились некоторые обязательные условия. Например, появлялся «новый противник», предполагалось, что нарушены все линии связи или возникли какие-либо иные трудности, как это на самом деле часто бывало во время сражения на Марне в 1914 году. Благодаря
25
26 – 30 августа 1914 г. в сражении у Танненберга в Восточной Пруссии была разгромлена 2-я русская армия генерала Самсонова.
Может возникнуть вопрос: много ли из всего этого сохранилось в 40-х годах? Ответ: ничего или очень мало. Мы, высшие германские офицеры, страдали от чрезмерно плотной опеки. Крайнее свое выражение это нашло в директивах Гитлера, которого считали истинным виновником перерождения так называемой системы AUFTRAGBEFEHLSGEBUNG (Порядок отдания боевых приказов). Он должен был ограничиваться общими указаниями по выполнению конкретной боевой задачи, чтобы соответствующий командир оставался, насколько это возможно, свободным в выборе сил и средств.
И все-таки было бы грубой ошибкой винить в этом перерождении одного Гитлера. Подлинные причины лежат гораздо глубже.
Во-первых, следует учесть развитие средств связи, в результате которого практически невозможно было повторение хаоса, царившего при сражении на Марне в 1914 году. Во Вторую мировую войну каждый командир мог в считаные минуты связаться со своим вышестоящим штабом или даже с самим ОКБ, чтобы поговорить со старшим начальником или с Генштабом, будто они находятся в соседнем помещении. С Корсики я, как правило, имел отличную радиотелефонную связь с Кессельрингом в дециметровом диапазоне. Такое техническое совершенство средств связи, естественно, уменьшает независимость полевого командира. Каждый командир при любой возможности будет докладывать о своих решениях в вышестоящий штаб, зная, что решения его начальников будут зависеть от его собственных. При определенных обстоятельствах важные решения могут передаваться по цепочке в вышестоящую инстанцию, и на каждом уровне следующий командир принимает свое решение. Это идет во вред полевому командиру, который все менее и менее охотно принимает какие-либо решения по собственной инициативе, зная о том, что он должен нести за них полную ответственность. Но если этот командир не воспользуется всеми имеющимися средствами связи для доклада об обстановке своим начальникам, то он окажется виновным в другом проступке.
А вот второе нововведение по сравнению с теми временами, когда главнокомандующий являлся единоличным начальником. Новая тактика требует, чтобы все соседи были проинформированы о принятых решениях, и это осуществляется через главнокомандующего. В этой новой тактике не осталось ничего от традиции, сохранявшейся с XIX века, а именно: «марш – раздельно, бой – вместе». Современные армии заполняют континенты от моря до моря, и во всех решающих кампаниях это приводит к «линейной тактике». Линии необходимо удерживать, потому что ни одна из противоборствующих сторон не решается ослабить свой стабилизировавшийся фронт и отойти на значительное расстояние, чтобы снова обрести оперативную мобильность. Уже во время Первой мировой войны подобный риск был очень велик, хотя маневры совершались всего лишь со скоростью находящейся на марше пехоты. Насколько же реже теперь можно было отваживаться на такой способ, когда за любым маневром по выходу из боя немедленно начиналось преследование моторизованными частями, которые
Как бы много и справедливо ни жаловались все командиры и офицеры Генштаба по поводу гитлеровской тактики «стоять насмерть», остается фактом, что ни один армейский командир не смог показать удачный пример чего-либо иного. Но если это был только отвод войск с непригодного для обороны участка фронта, то практически всегда занимались соседние участки, не подвергшиеся атакам. Именно эти участки укрепляли свои позиции тем эффективнее, чем дольше они оставались не затронутыми боевыми действиями, поэтому части неохотно уходили с них на неподготовленную местность. Однако если их не отводили, происходило пресловутое искривление линии фронта, которое требовало для обороны больших усилий.
Такого рода соображения вызывали необходимость проведения своеобразного военного совета всех заинтересованных лиц всякий раз, когда вставал вопрос об отходе. Личное присутствие командира корпуса на таком совете не обязательно, поскольку средства дальней связи позволяют связаться с ним, прежде чем принять какое-то важное решение. Ни командир корпуса, ни тем более командующий армией не играли в этих совещаниях такой важной роли, как местный профессионал, который ставит свое предложение на голосование и обязан действовать в соответствии с решением совета.
Когда наступление развивается с линии фронта, появляются более благоприятные условия. Штурмовые группы, действующие на направлении главного удара, продвигают линию фронта в сторону противника, помогая тем самым своим соседям, тогда как при отступлении они ставят их в затруднительное положение. Но командиры не сохраняют теперь ту независимость, которая была у них во время сражений в «мешках», когда район боевых действий был территориально ограничен.
Единственным исключением оставался Североафриканский театр войны, где мобильность ограничивалась с одной стороны морем, с другой – пустыней. Фронт был узким, что и привело к тем тотальным прорывам со стремительными атаками и отходами. Полевые командиры были в значительной степени самостоятельны, и, следовательно, им проще было снискать себе славу. Однако Североафриканская кампания не изменила исторически сложившейся модели современного сражения с характерными для него фронтальным натиском, пластичной или сковывающей обороной.
Помимо развития средств связи и неизбежной линейной тактики, существовала еще и третья причина ограниченной самостоятельности полевых командиров – истощение сил. Оно было вызвано той самой линейной тактикой. Войска должны были занимать бесконечно растянутые позиции независимо от местной задачи обороны и развертывания в глубину. Однако та часть современной армии, которая может быть задействована на передовой, выросла незначительно. Пехотинцев всегда не хватало, чтобы занять оборонительные позиции. Я постарался показать это на многочисленных примерах из боев у Кассино.
Из-за нехватки сил нарастали трудности с выделением частей в резерв. Пока у командира достаточно войск, у него, естественно, будут в наличии резервы, соотносимые с его общими силами. Так, у группы армий будут резервы численностью до корпуса или нескольких дивизий, а у корпуса – от дивизии и более, в зависимости от собственной укомплектованности. Несмотря на все ограничения, диктуемые развитием средств связи и применением линейной тактики, такие резервы дают командиру возможность сохранить свою самостоятельность. Его можно обязать докладывать о своих решениях, но до тех пор, пока его старший начальник имеет свои собственные резервы, способные повлиять на общую обстановку, он с легкостью готов предоставить своему подчиненному возможность использовать свои силы так, как тот считает нужным.
Если силы уменьшаются до такой степени, что не остается резервов ни на одном уровне командования, то выделенные для этого части передаются в распоряжение старшего в данном районе начальника, и тогда низовые командиры, лишаясь резерва, не могут уже оказывать решающего влияния на ход боевых действий. Часто бывало, что единственная имевшаяся в наличии дивизия придавалась корпусу, но не подчинялась ему. Эту дивизию вводили в зону ответственности корпуса, ей даже назначался боевой порядок, однако ее оперативное развертывание, естественно, определял военный совет.