Ни страха, ни надежды. Хроника Второй мировой войны глазами немецкого генерала. 1940-1945
Шрифт:
Поздно вечером возвратился мой офицер, разочарованный и потрясенный своей неудачей. Когда я направил командующему группой армий протест против того, как обошлись с моим почетным гостем, Кессельринг заверил меня, что не имеет никакого отношения к этому безобразию.
С того самого момента, как сбросили бомбы на аббатство, продолжается спор о том, кто в этом виноват. Наверное, лучше всего процитировать в связи с этим противоположную сторону. В 1951 году генерал Марк Кларк писал:
«По-моему, бомбардировка аббатства... была ошибкой, и я говорю это, хорошо зная о спорах, которые разгорелись вокруг этого эпизода... Эта бомбардировка оказалась не только вредной психологической ошибкой на пропагандистском поле, но она была еще и тактической военной ошибкой первостепенной важности. Она лишь осложнила выполнение нашей задачи, сделала его более дорогостоящим с точки зрения затрат человеческих и материальных ресурсов и времени».
Эту выдержку из «Рассчитанного риска» Кларка процитировал в своей книге «Сражение у Кассино» Фрэд Мейджделани и добавил: «Таким образом, эта бомбардировка... потратила свою ярость впустую, трагично и расточительно. Она ничего не достигла,
При всем моем уважении к объективной оценке Мейджделани, не могу согласиться с его обвинениями в адрес Марка Кларка. Он основывается на том факте, что Кларк, хотя и сам отдал приказ о бомбардировке, потом отрицал свою ответственность за нее. Мейджделани подробно излагает причины бомбардировки, и они согласуются с версией официальной военной истории правительства Новой Зеландии.
Вместе с решением перебросить для участия в главном сражении новозеландскую и 4-ю индийскую дивизии из восточной части полуострова на запад в военных расчетах появился политический фактор.
Новозеландская дивизия принадлежала Содружеству. Во время Второй мировой войны ее командир генерал Фрейберг отлично командовал новозеландскими войсками. Он нес ответственность за свою дивизию перед своим правительством, подобно всем остальным командирам небольших контингентов, участвовавших в коалиционной войне. Высшее союзное командование подняло статус его штаба до командования корпусом, состоящим из двух дивизий – новозеландской и 4-й индийской, которым предстояло добиться перелома у Кассино. Новозеландцы должны были сделать то, что не удалось американцам, англичанам и французам.
Перед ними была поставлена цель: захватить в ходе охватывающей операции господствующую высоту, на которой стоял монастырь, насколько они могли видеть, целый и невредимый, враждебный и представляющий угрозу. Конечно, можно сказать в оправдание, что простые солдаты отказывались верить, что в нем нет немцев или что туда не направят вскоре немецких наблюдателей.
В ходе наступления новозеландцы понесли тяжелые потери. Готовы ли они были пойти на риск и потерять еще больше людей для того, чтобы избежать разрушения аббатства? Можно ли было требовать от народа Новой Зеландии, чтобы за сохранение монастыря он заплатил жизнями своих сыновей? В этих вопросах и заключается дилемма, которая встала не только перед британским командующим сэром Гарольдом Александером и всем британским правительством, но и перед «обвиняемым» генералом Марком Кларком. И немцы, и итальянцы были убеждены, что приказ о бомбардировке аббатства не мог быть отдан без предварительного одобрения британским правительством, и, когда такое решение было принято, даже командующий 5-й американской армией не мог его проигнорировать. Подобная взаимозависимость – неизбежная особенность любой коалиционной войны. Довольно странно, что после этой бомбардировки новозеландский корпус два дня выжидал, прежде чем предпринять серьезные и кровопролитные бои с целью осуществить прорыв путем охватывающего маневра: от высоты 593, расположенной северо-западнее аббатства, и от железнодорожного вокзала у Кассино, юго-западнее монастыря. Несмотря на трехдневные усилия и жертвы, результатов не было. Точное время бомбардировки не назначили, однако обстановка на плацдарме Анцио заставила на сутки ускорить ее, а войскам этого не сообщили! Но и без этой ошибки результат не мог быть иным. На всех высотах северо-западнее аббатства, которые подвергались атакам, гренадеры 90-й гренадерской моторизованной дивизии соорудили на скалах мощные опорные пункты, против которых все атаки храброй 4-й индийской дивизии оказались бессильны. В самом Кассино союзники захватили вокзал, однако 18 февраля немецкие танки его отбили. Танкисты воспользовались дымовой завесой от артиллерийского огня противника, чтобы под ее прикрытием пробиться к вокзалу и нанести внезапный удар. Впечатления от этих событий с той и с другой стороны были неодинаковы. В нашей военной истории мы не рассматриваем эту бомбардировку как второе сражение у Кассино. В целом у нас в бою оставались те же самые части. Вновь прибывшие батальоны 1-й парашютно-стрелковой дивизии были отданы под командование генералу Бааде. Простые солдаты на тех участках фронта, которые не подверглись атакам, видели, как бомбили аббатство, и расценивали это скорее как жест разочарования, вызванного предшествующими неудачами, а не как серьезную военную операцию.
Излишне критиковать тактические провалы противника в боях между 15 и 18 февраля. И так ясно, что у союзников были военные неудачи. Я уже говорил, что 4-я индийская дивизия не знала заранее о времени бомбардировки. Но не было необходимости так сближать во времени атаку ее пехоты и эту бомбардировку. В любом случае первыми ее объектами стали высоты западнее аббатства. Немаловажен и другой довод, а именно: тактически для союзников было бы благоразумнее не начинать атаку пехоты в момент повышенной бдительности противника после бомбардировки. Но как человек, воспитанный германской тактической школой, я не могу удержаться от критики дальнейших действий. То, что мы восприняли как «затухание боя» после бомбардировки, на самом деле было серьезной попыткой союзников «вырвать» монастырский холм из линии немецкой обороны посредством небольших охватывающих маневров. Этот план был так похож на первый (включавший наступательные бои 36-й американской дивизии через Рапидо в районе Сан-Анджело с немедленной последующей атакой 34-й американской дивизии севернее Кассино), что не содержал никаких сюрпризов. Ничего нового в нем не было. Я знал местность вокруг фермы Альбанета, высот 593 и 444 с того самого дня, как прошел там пешком к одному из батальонов 90-й гренадерской моторизованной дивизии. Путь мне тогда указывал кровавый след от раненых, выносимых в тыл. Все эти оборонительные позиции были в превосходном состоянии, и с каждым днем они совершенствовались. Согласно германским представлениям, тот, кто захотел бы продолжить наступление в этом направлении из района, захваченного в ходе предыдущей атаки, должен был сконцентрировать гораздо более мощные
ГЕНЕРАЛ БААДЕ
То, что я поддерживал дружеские отношения с генералом Бааде, командиром 90-й гренадерской моторизованной дивизии, было вполне естественно, потому что именно он предотвратил наше поражение в первом сражении у Кассино. Когда началась война, я был командиром 3-го кавалерийского полка, а он одним из эскадронных командиров. Помню тот день, когда вскоре после того, как я принял командование полком, он начал разговор о своем ближайшем будущем такими словами: «Я предполагаю, что в моем послужном списке, должно быть, самая худшая характеристика из всех армейских офицеров». Он явно хотел бросить карьеру. Был он сыном бранденбургского землевладельца и женился на девушке из богатой семьи, поэтому обладал независимостью в финансовом отношении. И он, и его жена были мастерами международного класса в конкуре. Я не стал делать немедленных выводов. Только узнав его эскадрон «изнутри», я посоветовал ему остаться на службе. Эскадрон отличался особой индивидуальностью, его личный состав действовал исключительно согласованно и демонстрировал естественную, непринужденную дисциплину. Ныне это стало и отличительной чертой 90-й гренадерской моторизованной дивизии. Во время инспекций этой дивизии меня переполняло чувство сожаления, что сам я уже не командую 17-й танковой дивизией. Когда принимаешь командование выше дивизионного, то, конечно, уже не имеешь возможности напрямую воздействовать на большую часть своих подчиненных. Многие высшие офицеры сказали бы, что общаться с Бааде непросто, и общение с ним могло даже закончиться ссорой. Характер у Бааде был особенный, а я давал ему большие полномочия, потому что знал: его влияние в войсках связано с его индивидуальностью. Он был героем бесчисленных анекдотов. Например, в Северной Африке он со своим полком вклинился в британские боевые порядки. Возвращаясь, он захватил с собой пленного британского офицера, чтобы тот провел его через минное поле. Благополучно выбравшись, он отблагодарил пленника тем, что отпустил его обратно к его солдатам.
До того как я попал на Сицилию, Бааде был прикомандирован для специальных поручений к одному немецкому генералу в Риме. Он организовал для грядущей эвакуации с острова пути переброски войск по воздуху и по морю. Он распорядился устроить небольшие замаскированные склады с запасами провианта и бренди, как для некой полярной экспедиции. Бааде всегда делал свое дело тщательно, с перспективой на будущее.
В конце 1943 года мне позвонил взволнованный офицер из ОКБ, желавший узнать, правда ли, что на Рождество Бааде принял приглашение отобедать с противником. Это, конечно, оказалось чепухой, но на Новый год он по радио обменялся поздравлениями со своими бывшими противниками во времена Североафриканской кампании. В Африке, выезжая на линию фронта, он часто перед возвращением отправлял противнику радиограмму: «Прекратить огонь. Я возвращаюсь. Бааде», и иногда это срабатывало!
Поверх бриджей для верховой езды Бааде обычно носил шотландский килт (юбку) цвета хаки. Вместо кожаной сумки, которую носят шотландцы, у него был большой пистолет в висевшей на шее кобуре. Большую часть времени он проводил на передовом КП, куда до него было трудно добраться. Однажды мне пришлось преодолеть сильный заградительный огонь, чтобы встретиться с ним на передовой. Но там мне сообщили, что он выехал на позиции боевого охранения, и мне пришлось уехать ни с чем!
Во время первого сражения у Кассино штаб Бааде размещался на Виа Казилина, между Пьемонтом и Кассино, и я часто навещал его. Он устроился в цилиндрическом бетонном укрытии, вмещающем две койки, которое было только что построено как часть оборонительных сооружений. Бааде имел обыкновение оставлять после себя на таких командных пунктах «бутылочную почту» для грядущих поколений, содержавшую его собственное имя, имя адъютанта, кличку собаки и дату сражения.
Именно с его командного пункта мы и наблюдали за бомбардировкой аббатства. Оба терялись в догадках, что означает этот ужасный спектакль. Мне надо было находиться в штабе своего корпуса, а не на передовой позиции Бааде. У нас существовала линия связи со штабом его дивизии в пещерах вблизи Пьемонта, а я рассчитывал еще до своего возвращения получить представление о намерениях противника и привезти с собой первые достоверные донесения об атаке против 90-й гренадерской моторизованной дивизии. Однако затишье на поле боя, похоже, затянулось. Прототип всех западных религиозных орденов, почтенный прародитель монастырей, лежал в руинах. Все дальнейшие попытки новозеландского корпуса атаковать со своих позиций северо-западнее аббатства были нейтрализованы героическим и кровопролитным сопротивлением 90-й гренадерской моторизованной дивизии.
В журнале боевых действий 3-го кавалерийского полка, который все еще велся в знак преемственности, я посвятил Бааде следующие строки:
«Чем дольше длится война, тем больше выдвигается на передний план личность боевого командира. Действительно, воин начинает проявлять себя в затяжной войне, когда в неудачах нет недостатка. На пятом году войны мы можем спросить себя, каковы же качества командиров, подобных этому, только что награжденному дубовыми листьями к Рыцарскому кресту.
Только благодаря личным качествам ему удавалось за несколько дней боев восстановить наполовину разбитые дивизии, вдохнуть в них новую жизнь, придать им лучшую форму, воодушевить их на сопротивление самим фактом личного командования. Рождался чудодейственный поток доверия.