Ничего, кроме любви
Шрифт:
— Ну… — протянул Алик и вздохнул. — Максим Игоревич тоже сейчас в больнице. Ты ему бок прострелил…
Это Серый с грехом пополам помнил.
— … а ещё сломал три ребра, нос и выбил два зуба.
Уже лучше…
— Передних? — почему-то очень хотелось, чтобы именно передних.
— Да, — кивнул друг. — А потом ты его душить принялся.
— Ну и как? — Серёга нахмурился. — Задушил?
— Не успел. — Алик мотнул головой. — Дыбенко не дал. Они как раз в особняк прорвались. Отыскали
Он вдруг запнулся.
— Давай, договаривай уже, — устало попросил Сергей. Больше он никакой недосказанности от Алика не потерпит. Не от него.
— Сердце у тебя остановилось, — выпалил друг и помрачнел. — Еле откачали. Клиническая смерть четыре минуты.
Серый замолчал, переваривая информацию. Клиническая смерть, значит…
«Это всё та дрянь, что сраный ублюдок Горских мне вколол», — мрачно подумал он и попытался сжать кулак, однако слабые пальцы не подчинились. О наркотиках Сергей знал меньше малого: его опыт в этом вопросе начался с травы и ей же закончился, однако даже он понимал, что такое передозировка. Только вот… как в таком состоянии он сумел добраться до прачечной и наброситься на Чёрного?
Серёга вновь вспомнил Лёху и жуткий взгляд страшной бабки, и стало не по себе. Причём, весьма основательно.
Чудны дела твои, Господи…
— Напугал ты нас до чёртиков, — сказал Алик.
Об испуге до чёртиков говорить не хотелось: что Алик в этом понимает? Ничего!
— В-вера… как она? — спросил Серый и сглотнул. Попить бы.
Друг словно прочёл его мысли. Взял с тумбочки пластиковую бутылку и протянул Серёге. Литровая бутыль показалась тяжёлой, как противотанковое ружьё, но Сергей слишком хотел пить, чтобы обращать внимание на такие мелочи. он жадно присосался к горлышку и алчными глотками высадил всё до дна. Полегчало.
— Под присмотром лучших врачей, — успокоил друг. — Психолог, реабилитолог… и по женской части тоже. Так что не волнуйся. она просила тебе привет передать, кстати. Вера сама бы пришла, да не отпустили её из стационара…
Привет передать…
Серёга не выдержал.
— А Кристина мне ничего передать не просила?
Отупевший мозг рисовал омерзительную фантазию: Крис сидит рядом с койкой Макса Горских и рыдает, заламывая руки.
Она с ним… Неужели она с ним? С ним, а не со мной? Иначе… почему её здесь нет?
Как же так, Кристина? Как же так?
— Нет, не просила. — Алик вдруг помрачнел.
У Серого моментально всё оборвалось, а что не оборвалось, то сжалось.
— Говори, — прохрипел он. Непослушные пальцы всё-таки сомкнулись в кулаки, и короткие ногти вонзились в ладони.
Стало страшно. Так страшно, как не было даже в Чечне.
— Она…
— Мертва? — выпалил Серёга, не в силах дольше ждать ответа.
Не уберёг! Не
— Не совсем, — Алик неопределённо качнул головой. — Кристина в коме. Горских так избил её, что…
— Я должен увидеть Крис.
Серый откинул тонкое одеяло и обнаружил на себе с полдюжины дурацких датчиков.
Вот чёрт!
— Я должен увидеть Крис немедленно.
— С ума сошёл? — Алик попытался уложить его обратно. — Тебя самого только откачали! Тебе же волноваться нельзя!
— Слушай, ты. — Сергей схватил его за шиворот. Сил, конечно, сейчас кот наплакал, но справиться с Аликом он завсегда сможет. — Я. Должен. Увидеть. Крис. Немедленно. Что непонятно?
— Всё понятно, — буркнул друг.
— Где она?
— Этажом выше.
«Как и всегда…» — грустно усмехнулся Серёга и потребовал:
— Отведи меня к ней. Сейчас.
Герман Геннадьевич — заведующий отделением Интенсивной терапии — оказался мужиком жёстким и бескомпромиссным. он сам воевал в девяносто шестом, поэтому Серёгины десантские понты были ему глубоко по барабану.
Хмурая женщина в белом халате привела его аккурат в тот самый момент, когда Серый сполз с койки и, вцепившись в Алика, вознамерился дать дёру из палаты.
Геннадьевич наказал каждого: Алика выпроводили, пригрозив никогда больше не пускать на порог больницы, а Серёгу немилосердно скрутили, силой вкололи успокоительное и уложили в постель.
— Пустите меня… — бормотал он, проваливаясь в сон. — Пустите к ней…
Когда Серый проснулся в следующий раз, рядом сидел Дыбенко. Старший морщил лоб гармонью и хмурил седоватые брови.
— Очухался, верзила контуженный? — ласково спросил Пётр Петрович. — Ну ты и накуролесил, хренов народный мститель. Совсем дебил, да?
— Так точно, товарищ майор… — Серёга тупо пялился в потолок. Разговаривать не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Сдохнуть, разве что…
— Она показания подписала… — майор неспешно почесал подбородок. — … подруга твоя. Перед тем, как в особняк отправиться. Хватит, чтоб Горского до скончания времён за решетку упечь. Только вот…
Он кашлянул, и Сергей хмуро глянул на начальника.
— Только вот, она тоже под суд пойдёт, если очнётся. И сядет. Пять человек укокошила, как никак.
Это «если» больно резануло по сердцу, но Серый быстро взял себя в руки. Старший напомнил ему о главном: как ни крути, Крис — убийца, отправившая на тот свет пятерых, и ни один суд её не оправдает. Ни один. Никогда. Да, она действовала по принуждению, под угрозами, но…
Она. Убивала. Людей.
«И я убивал», — угрюмо подумал он. — «Но то война — другое совсем. Там либо ты, либо тебя…».
И всё-таки…
Под ложечкой противно засосало, и Серёга поёжился.