Ничего, кроме любви
Шрифт:
Появился он внезапно, но эпично. Серёга уж было решил, что бредит. Но нет. Вместо Петра Петровича, которого, по всей видимости, всё ж таки сожрал суровый завотделением, в коридоре возник ОН.
Генерал Павлов собственной персоной. В форме, при погонах да орденах.
Серый тут же встал и выпрямился, опустив руки по швам: честь без головного убора отдавать, всё равно что медали на футболку нацепить. Глупо и не по уставу.
Поднялся и Стас. Заморгал, задёргался.
Генерал смерил их тяжёлым
— Вольно, — бросил он Сергею и обратился к мальчишке: — Иди-ка погуляй, парень.
— Х-хорошо, — кивнул Стас, и Серому отчего-то пришло в голову, что мальчишка с Павловым уже знаком. Причём, последний от Кристининого брата явно не в восторге.
— Правильно говорить «так точно», — буркнул генерал, подтверждая догадку Серого. — Ступай.
Парень мгновенно ретировался. Свернул за угол, и через пару секунд Сергей услышал, как загудел лифт.
Уехал…
Генерал Павлов приблизился к двери и заглянул в окошечко. Нахмурился.
— Крепись, боец, — сказал он. — Заведующий чудес не обещает. Шансов мало. Воевал?
— Так точно.
— Дети есть?
— Никак нет.
— А у меня вот есть… — тихо проговорил генерал и помрачнел. — Ты в курсе, что едва не задушил этого подонка — Горских?
— В курсе, — буркнул Серый.
— очень скоро Максим Игоревич пожалеет, что ты не довёл дело до конца, — спокойно сказал Павлов и отвернулся, сцепив руки за спиной.
— Мне сравнялось тридцать девять, когда Вера появилась на свет, — поведал генерал синему кафелю больничных стен. — Я уж и не ждал. Думал, так бездетным и помру. А тут дочка… Доченька… Мы с Наденькой, с супругой моей, баловали её. Потакали во всём. Порой я боялся, что испортим, и вырастет она наглой хамкой, нахлебницей. На шею нам с матерью сядет и ноги свесит. Всё же для неё… Ан нет!
Павлов цокнул языком и развернулся.
— В школе — золотая медаль. В институте — красный диплом. И всё сама. Помогать не разрешала. Сердилась, когда вмешивался. один раз только подсобить попросила — чтобы в Убойный к вам устроил. Кто бы её без меня, девчушку-то, взял?
Генерал шагнул к Серёге. Положил руку на плечо.
— Вера для меня всё. Понимаешь?
— Понимаю… — глухо отозвался Сергей.
Павлов посмотрел на него внимательно и криво улыбнулся.
— Я в молодости на тебя похож был, — сказал грустно. — Думал, всё сила решает. И самое интересное, так оно и есть. Только порой не в кулаках она кроется, сила-то…
Павлов выжидательно поглядел на Серёгу.
— Ты знаешь, что такое бюрократия, боец?
— Так точно, — сердито рыкнул Серый. — Бесполезное пустое бумагоморательство!
— Не скажи, — хмыкнул генерал. — Бюрократам порой под силу такое, что ахнешь. Например, путешествия во времени.
Он извлёк из-за пазухи лист бумаги.
— Герман Геннадьевич заявил, что шансов у девушки мало. Травматическая кома как-никак. Выживет твоя Кристина, или нет, неизвестно. однако свидетельство
Он протянул документ, и Серёга ухватил лист трясущейся рукой.
— Это мой тебе подарок, боец. — Генерал подмигнул. — А что с ним делать, сам смекай.
Подарок…
Серый долго смотрел, как генерал идёт по коридору. А когда тот скрылся за поворотом, зажмурился, чтобы удержать грёбаные слёзы.
Глава 27
Она
С самого ура Крис твёрдо решила, что сегодня непременно сделает сырники. Сделает, даже если придётся топать пешком до города. Диета, на которой она сидела долгих восемь недель после выписки, стояла уже поперёк горла, и душа настойчиво требовала праздника. И сырники для такого праздника — в самый раз.
Крошечный продуктовый магазин располагался в центре посёлка, а Кристина, надёжно укрывшись под новой личиной, жила на отшибе. Так что топать пришлось порядочно. Но ради сырников отважишься и не на такое.
Герман Геннадьевич настоятельно рекомендовал ей свежий воздух, длительные пешие прогулки и полный покой. Кристина следовала советам, послушно пила лекарства и соблюдала строгую диету.
Но сегодня хотелось сырников.
— Спасибо, — она улыбнулась румяной продавщице, упрятала сдачу в карман серой ветровки и, навьючившись пакетами, двинулась домой.
Домой…
Да, теперь у неё имелся дом. Самый настоящий. Бревенчатый. А перед домом — маленький сад, в котором росли вишни, яблони, груши, черешня и абрикосы. Штакетник, окружавший её новые владения, Крис покрасила белым, а крыльцо — голубым. Получилось красиво.
Сюда её привёз Алик — избушка принадлежала его двоюродной бабке, которую Вадим с Маримэ забрали в Германию на ПМЖ.
Это была новая жизнь. Жизнь без Макса. Жизнь без Серёги…
Жизнь без страха, но и без любви…
— Наташа! — соседка окликнула её и замахала рукой. Кристина вздрогнула. Ничего не изменилось: привыкать к чужим именам по-прежнему дело сложное и легче не станет. Но что поделать? Кристина Белова мертва и похоронена на Воздвиженском кладбище рядом с храмом Новомучеников.
Могила номер сто двенадцать…
— Наташа! К тебе там курьер с посылкою!
Это был знак.
Соседку звали Шурой, и с Аликом, которого добродушная селянка знала с тех пор, как он пешком под стол ходил, у неё имелась особая договорённость, оплаченная коробкой ассорти и бразильским кофе в зёрнах. Если приезжали «свои», она сообщала Кристине о «курьере с посылкою». На случай гостей незваных, нежданных и вообще подозрительных, Шура припасла иную фразу, но, слава Богу, так ни разу ей и не воспользовалась.