Ничейный час
Шрифт:
Ринтэ сложил шары в мешочек, незаметно мрачнея. Взял чашу, встряхнул ее и высыпал кости — четыре белых кубика, у каждого лишь на одной грани отметина определенным цветом. Ринтэ выпал тот, что был с оранжевой гранью.
— Мой союзник — Юг, пробормотал он. — Остальные твои.
Он совсем помрачнел.
— Когда-то, — сказала Асиль, — твоя супруга хотела, чтобы я сыграла с ней.
— И как?
— Мы думали играть на вас.
— И кто у кого выиграл?
— Мы передумали тогда играть.
— Вы обе выиграли.
Он
— Сестра. Ведь это старинная игра, верно?
— Конечно. Даже древняя, в нее еще в Грозовые годы играли. А что?
— Посмотри на доску. Король в середине, четверо других владык, кто-то союзник, кто-то враг. Но ведь никогда не бывало так, чтобы король Холмов, король в середине мира, воевал с соседями… Так во что же мы играем?
Асиль уставилась на доску, охваченная внезапной дрожью и слабостью. Резко встала и опрокинула доску.
— Я не хочу играть в эту игру.
Ринтэ молча сжал ее руку.
Ночь перестала быть спокойной.
Кровавая луна сияла над долиной и прозрачными осенними лесами.
Предчувствие в этот миг охватило не только короля и Асиль. Проснулся, увидев дурной сон, Онда. Не сразу осознал, где находится, потом сообразил, где он. Сел и сам не зная почему, заплакал. Нежная Госпожа Диальде выронила книгу, ошеломленная словами"…незаметно падает снежинка за снежинкой, но настает пора, и в долину срывается лавина". Тарья Медведь застыл на мгновение, услышав в почти постоянном теперь шепоте Бездны четкие слова: "Волчий час. Волчий час".
Сэйдире видела сон.
Усталость настигла ее внезапно, среди ночи, как насланное заклятье. Много дней ей уже не хотелось никуда выходить и никого видеть. Даже девушек Лебединой Стаи она не призывала. Только две доверенных служанки, привезенные из Лебединого холма, были к ней вхожи и прямо раздувались от осознания собственной важности.
Они первыми увидели, что госпожа заснула над вышивкой, быстро сняли с ее ног белые туфельки, подсунули под голову подушки и накрыли ее теплым покрывалом. И, прикрыв дверь, уселись, как сторожевые совы, неодобрительно поглядывая на всех, кто к этой двери приближался.
… Мальчишка-конюх звонко заорал во дворе:
— Господин Сениера приехал! Молодой господин!
Сэйдире выглянула в окно, увидела, как отворяют ворота, а там на гнедом лоснящемся коне, в белом плаще — кто? Золотоволосый, синеглазый, Сениера Девичья Погибель! Брат-красавец, столичный щеголь, любимец принцессы! Ах!
Сэйдире швырнула на лавку книгу, бросилась вниз, чуть не снеся по дороге няньку — та издала басовитый негодующий вопль, всплеснув пухлыми руками.
Отец уже был внизу. Сэйдире подскочила к нему, он обнял ее здоровой левой рукой, улыбаясь во всеь рот. Отец тоже был еще очень красив, хотя годы и старая рана сказывались, конечно.
А брат, надежда рода Авандальтов, гордость и краса, въезжал во двор с четырьмя своими друзьями. Все на гнедых холеных конях, в белых одеждах, сверкающих на солнце. А солнце яркое, а тени резкие, словно ножом вырезанные.
И смотрит Сэйдире, и видит эти тени. Их больше, чем следовало бы. И очертания у них нечеловеческие и не конские. И ведут они себя не как тени — они двигаются сами, тянутся, как щупальца, принюхиваются… Одна скользнула вперед, остановилась у ног отца, поползла по телу.
— Папа!!! — Сэйдире оттолкнула его. Тень резко отдернулась, словно втянулось щупальце. Брат и его товарищи резко поворачивают головы к ней — все вместе, все сразу, словно они — чьи-то тени!
У Сэйдире желудок подступает к горлу и становятся ватными колени. Она пятится. Отступает в дом. Все это за какие-то мгновения, на фоне невероятно растянувшегося окрика отца — тыыычтоооодоооочь?
— Выыыыродоооок, — шепчет брат чужим, шелестящим голосом, и все четверо бросаются следом за ней. Сэйдире бежит наверх, не соображая, зачем ее туда несет, снпзу топот, крики, пронзительный, долгий женский вопль, резко оборвавшийся каким-то булькающим звуком, крик отца.
И лицо брата. Маска, из-за которой сквозь глаза выглядывает что-то настолько отвратительно чужое, что Сэйдире бьет не раздумывая, наотмашь, тяжелой кочергой. Лицо хрустит, из глаз, из ноздрей, изо рта плещет кровь, вскидываются и опадают тени.
Потом она помнит только скачку и погоню, погоню, и кровь на платье, на руках.
Рука тянется, тянется, тень сейчас захлестнет за горло, схватит…
— Сэйдире?! Душа моя, что с тобой?
Сэйдире всхлипнула и во весь голос разрыдалась, обняв мужа.
Далеко в ночной пустыне юноша, стоявший на страже, поднял взгляд к скалам, на которые была нанизана истекающая кровью луна.
"Пора мне", — сказал он, и тут же сам испугался своих слов. Но они были сказаны, и не просто так.
Глава 3
А в Холмах государь Ринтэ, не дожидаясь зимнего пира после Объезда, на котором будут все главы Холмов, решил обсудить дело, с которым приехал Онда, со своим ближним кругом. Лучше к большому Совету быть во всеоружии, чтобы потом, после всего, спокойно отправиться в Объезд, уже приняв решение.
И это решение он желал иметь заранее.
В круглом зале, красном, как обтянутая бархатом внутренность шкатулки, было светло — ради Дневного. Ближний круг — Тэриньяльт, Науринья, принц, Адахья, глава охотников Королевского холма, тощий и жилистый Фиарна и капитан стражей Провала, угрюмый желтоглазый, словно кот, молодой Арьеста.
— Ты ел и пил под моей крышей, — говорил Ринтэ, — ты стоял с нами у Провала и показал себя хорошим бойцом. Я должен доверять тебе, хотя времена пошатнулись. Говори.