Ничейный час

Некрасова Наталия Владимировна

— Ты понял.

— Да, государь. Ты мудр. Госпожа Майвэ, наши лошади не будут голодать, твой отец и правда обо всем позаботился.

— Папа…

Ринтэ не смотрел на нее и не говорил с ней.

— Возвращайтесь живыми, — сказал он, взлетел в золоченое седло своего белого коня и, повернувшись, поехал мимо них в сторону Холмов со своей невеликой свитой.

— Папа!!!

— Возвращайтесь живыми! — крикнул он еще раз, не обернувшись, и в голосе его была такая ярость и боль, что Майвэ готова была бросить все и побежать за ним. Ей было страшно и стыдно.

Когда

затих цокот копыт, Тэриньяльт встал.

— Мы отправляемся? — не то спросил, не то приказал Адахья, сурово глядя на брата королевы и оскорбителя его господина. Мог бы — зарубил бы.

— Да, едем, — хрипло промолвил Тэриньяльт.

Вирранд Тианальт, блюститель Юга, сразу понял, что случилось что-то огромное и, скорее всего, плохое. Это было понятно по тому, как растерян и испуган был присланный за ним юноша-паж с гербом Полной Луны на рукаве. Он прочел это по каменным лицам и затравленным взглядам стражей. Вирранда поперек всех обычаев и правил вежества оторвали от игры в "четыре провинции" с госпожой Асиль как раз в тот момент, когда госпожа начала одолевать.

И госпожа Асиль, увидев посланца, дернулась, как подстреленная птица, и застыла, а в ее зрачках, мгновенно ставших черными, во весь глаз, плеснулся ужас.

Он уже много раз видел короля Холмов в разном настроении и в разной обстановке, но никогда у него не было такого лица. Тианальт, властитель, командир, человек, которому никто не смел перечить — испугался. Потому, что перед ним сидел старик. Вроде ничего не изменилось — но это был смертельно усталый и какой-то выцветший человек. Как будто он потерпел поражение в битве, в которую бросил все свои силы, и на которую поставил все.

— Ты свободен от слова, Вирранд Тианальт, блюститель Юга, держащий Уговор, — надтреснутым, скрежещущим голосом проговорил Ринтэ, знаком показывая Вирранду садиться. В круглом покое горели жаровни, но Ринтэ было холодно.

— Что случилось, государь?

— Я выполню свое слово. Дам провожатых, чтобы твой племянник прошел и по земле, и под землей и встал на Камень. Ты требовал человека королевской крови в отряд. Ты получишь его. Ее.

Вирранд продолжал смотреть на короля, чувствуя, как по спине ползет неприятный холодок. Слуга налил вина, подал гостю. Вирранд принял чашу почти бессознательно.

— Мой наследник, сын моего брата — исчез. Ушел за белой ланью, и никто не смог найти его. — Ринтэ поднял голову. Глаза его светились красным. — Я никогда… Никогда не отправил бы свою дочь. Никогда! Я бы скорее сам отправился. Но она решила сама, и судьба сыграла против меня. Мне хочется разорватьтебя в клочья, Тианальт. Это ты привел в Холмы судьбу. Ты. Твоя вина.

Вирранд не знал, что сказать. Все было верно — но несправедливо.

— Ты опять не смог убежать от судьбы, брат, — послышался сзади голос.

— Я не звал тебя, Асиль.

— Я пока еще королева Холмов, брат. Как думаешь, мой сын мне не так дорог, как тебе дочь?

Ринтэ встал. Он казался страшно худым, одежды болтались на нем как на скелете из сказок лохмотья.

— И что?! Что ты хочешь сказать?

— Судьба вступила в игру, ты сам сказал.

Асиль обошла жаровню и села на подушки между Ринтэ и Виррандом. Ее лицо казалось острым и прозрачным.

— Я пойду к Сэйдире, — сказала она, немного помолчав. Ее голос стал тоненьким и тихим. — Нам надо вместе поплакать.

Она выскользнула прочь, взметнулись черные рукава и белые волосы — оромная ночная бабочка. Исчезла.

Воцарилось молчание. Затем Вирранд осмелился заговорить.

— Что бы там ни было, слово остается словом. Я сказал — я здесь, пока не вернутся те из Холмов, кто ушел к Камню. И я остаюсь, как бы мне ни хотелось вернуться.

Ринтэ ничего не ответил.

Вирранд поклонился и вышел. Остановился за порогом, не зная, куда идти дальше.

Все рушилось.

Судьба вступила в игру.

АНДЕАНТА

Андеанта, сколько бы ему ни рассказывали о мире за пределами Пустыни, никак не мог привыкнуть к тому, насколько милосердны здесь дни и ночи. Ни лютой стужи, ни испепеляющей жары, от которой начинают дымиться волосы. И сколько угодно воды. И пусть тварей здесь и днем, и ночью куда больше, чем в Пустыне, пусть говорят, что земля теряет силу, что урожаи все скуднее, а времена года и день с ночью перемешиваются, все-таки жизнь здесь была в сотни раз легче. Земля Южной четверти была милосердна к людям. Все говорили — потому, что Тианальт блюдет Уговор и Правду. "Великий Тианальт, — повторял про себя Деанта. — Мой дядя".

Деанта покинул шерг не один. С ним был королевский бард Сатья. Трое людей его дяди великого Маллена — Шанта, Эренна и Руа. Позже, в Тиане, к ним присоединились еще десять человек, заранее назначенных великим дядей Тианальтом. Предводительствовал ими молодой человек, очень серьезный и замкнутый — Юэйра из дома Лантельтов. Он смотрел на Деанту настороженно и хмуро, и юноша решил поговорить с ним. Ему не хотелось, чтобы в походе с ним был человек, который так на него смотрит.

В Тиане они остались на несколько дней, чтобы и кони, и люди получили передышку, так что у Деанты было достаточно времени, чтобы увидеть замок, в котором выросла его мать.

Он узнавал те места, о которых она рассказывала, хотя давно уже в большей части замка никто не жил, и комната матери стояла, продумваемая ветром, с голыми стенами. Он спустился в подвалы — но их Тианальт приказал заложить после того самого случая. Он поднимался на стену, глядя на восток, на тот лес в котором мать когда-то наткнулась на Ночного. Но о каком белом облачке на башне она говорила — он так и не понял. На флагштоке сейчас мокро хлопало оранжевое знамя Юга.

Он увидел Юэйру. Молодой человек стоял, заложив руки за спину, и ветер трепал его черные волосы. Он был похож на взъерошенного зимнего ворона — худой, с острым лицом, в кольчуге поверх длинного кафтана из толстой черной шерстяной ткани. Юэйра неотрывно смотрел на северо-запад, куда им предстояло ехать, словно просчитывал путь.