Ничейный час
Шрифт:
— Да нет, — загоготал другой, — у него как стручок! Стыдится, небось!
— Ага, вдруг все поймут, что баба евойная с другим нагуляла!
— Не, он полудницу искать пошел!
— Дык она сама его трахнет!
Гогот.
Они боятся. Все это страх. Это страх гогочет и ржет. Она чуяла их страх. Твари тоже такое чуют. Скоро они придут.
— Да посрать он пошел.
— Жопу береги, а то полудница тяпнет!
— Или Ночной подкрадется да трахнет!
Опять гогот.
Коротенький солдат, плача от злости и ругаясь, проламывался через заросли, развязывая на ходу штаны. Он остановился прямо перед кустами, за которыми
Тийе даже не поняла, что толкнуло ее под руку, но когда она спохватилась — что ж я делаю? — вилы уже сладострастно вошли в солдатскую растопыренную задницу. Это было мгновение злорадного, сладостного торжества.
Солдат дико, надсадно заорал. Гогот на дороге мгновенно прекратился, затем завопили все и сразу.
— Твари! Твари в лесу!
— Держи его!
— Ссукаааа!
С дороги было ломанулись в лес, затем приостановились, растерянно озираясь и переговариваясь, двое подхватили истекающего кровью и подвывающего собрата, который выбирался на дорогу. Штаны с бедолаги сползли окончательно.
— Надо глянуть, что там.
— Да ну, пусть слухач смотрит, я не полезу… ААААА!!!
— АААА!!! — взвизгнула Тийе, вдруг оказавшись нос к носу с веснушчатым ушастым парнем, вонявшим грязным телом и чесночной колбасой. Наверное, она тоже воняла после всех этих долгих неприкаянных дней.
— Полудницаааа! Полудницааа!!! — орал он, улепетывая к дороге, а Тийе ломилась напрямик через лес, мертвой хваткой вцепившись в вилы.
Невысокий крепкий чернобородый мужчина в грязном белом одеянии подошел к краю дороги и остановился, вглядываясь. Затем подошел к месту, откуда шел к дороге широкий кровавый след. Посмотрел, подергивая носом, словно принюхивался. Тени за его спиной подрагивали, словно вытягивали носы-хоботы.
— Это человек, — сказал он, наконец. — Мелкий пацаненок, скорее всего.
— Послать людей, господин? — спросил, робея нутром, десятник. Ему было очень неуютно, хотя дорога была рядом, рукой подать.
— Незачем, — он посмотрел на темнеющее небо и ухмыльнулся. — Без нас разберутся.
Тийе не помнила, сколько она бежала. Споткнулась. Упала. Несколько минут она лежала ничком, переводя дух и глотая осколки наста. Сердце колотилось в ушах, глаза заволакивала розоватая пелена, во рту стоял привкус крови. Она полежала еще немного, пока не начала чувствовать холод. Надо было вставать и идти куда-нибудь. Она поднялась на колени, опираясь на вилы. Огляделась вокруг. Она стояла на каком-то голом пологом склоне. Снег на южной стороне днем, видимо, уже подтаивал, превращаясь в стеклянистый режущий наст. За спиной высился лес, впереди, на той стороне оврага, тоже вставали деревья. Правее открывалась не то большая поляна, не то вообще опушка. Небо расчистилось, пошло вечерними ярко-розовыми и золотистыми полосами, от леса подползали длинные тени и сырой холод ночи ранней весны. А в небе уже проступал полукруг кровавой луны.
Тийе стояла, дрожа от холода, усталости и внезапного страха. Потому, что она не знала, где она. Можно, конечно, по собственным следам вернуться к дороге, там хоть понятно, как выживать, но идти-то придется через лес… А тут оставаться, на открытом месте, еще хуже. Она крепче стиснула вилы, словно так можно было заставить хоть немного утихнуть тот мутный ужас, что холодно ворочался в животе и поднимался по позвоночнику.
Полудницы уже не придут. Зато самое время для кровожорок, волколюдов и тенеловок. Тийе заозиралась, невольно всхлипывая от страха и отчаяния. Она не успеет выйти на дорогу. Она не пройдет через лес засветло. Она вообще через него не пройдет.
В лесном полумраке сверкали — или так ей казалось — красные и желтые точки. И не то действительно кто-то хихикал и выл вдалеке, не то просто падал с веток намерзший лед и ветер проводил тяжелой ладонью по верхушкам деревьев. Или кто-то лез на дерево, раскачивая ствол?
Хрусть. Хрусть. Хрусть.
Это был уже совершенно отчетливый звук.
Хрусть. Хрусть.
Кто-то шел, тяжело проламывая наст. Тийе обернулась на звук, чувствуя, как слабеет живот, и как горячая волна ударяет в руки, ноги и голову, лишая способности думать и действовать.
Хрусть. Хрусть.
Следы в насте возникали сами собой.
Хрусть. Хрусть.
Тийе закрыла глаза и заорала.
— Что орешь? — зло прошептал мужской голос над самым ухом. — Тварей накличешь, дура.
Тийе, подвывая и дрожа челюстью, открыла глаза. Мужчина словно из воздуха возник, его ведь не было, только следы появлялись сами собой!
Незнакомец был не слишком высокий, крепкий и широкий, из-за меховой одежды казался еще массивнее. В руке его была рогатина, за плечом лук, на поясе висел увесистый тесак. Лицо было слишком бледно, а глаза казались совершенно лишенными белков.
— Ты Ночной? — икнула Тийе.
— Догадалась, — буркнул человек. — Не бойся. Лучше пошли отсюда, место нехорошее.
— Мне надо к дороге, — тихо пискнула Тийе.
— Вечер, не успеешь дойти. Да и что ты там забыла? Все твари туда сползаются кормиться. Тебе повезло, что ты сейчас не там. Ночью там будет большой пир.
Он как-то странно произнес эти слова, чуть ли не злорадно.
— Ты откуда знаешь?
— Слежу, — ответил он. — Пошли.
Тийе сама не поняла, почему она сразу вдруг поверила этому человеку. Ее с детства учили не верить никому, а она взяла и поверила. В любом случае, мужчина вряд ли считает ее опасной, она ведь девочка. Так что можно будет его заколоть вилами, если что. Он ведь не будет такого ожидать.
Они нашли себе убежище под корнями вывороченного дерева. Ночной натаскал туда лапника, несколько раз обошел вокруг пещерки, что-то бормоча под нос. Затем заполз внутрь, к Тийе.
— До утра никто не придет. А если и придет, то не сунется. — Помолчал. — А если сунется, то не прорвется…
Тийе сжалась в комок, готовая в любой момент кусаться, царапаться и отбиваться. Ночной словно почуял ее страх и хмыкнул в темноте.
— Тебе сколько лет?
— Ттт… четырна…дцать…
— Мелковата ты для четырнадцати. Не трясись. Не трону.
Он снял шубу.
— Подползай ближе. Да не трясись, дуреха. Я что, по-твоему, ушел из Холмов и бегаю от твраей только ради того чтобы переспать с тощим грязным недоростком вроде тебя? Ночь на носу, твари полезут, а я с тобой буду развлекаться… Возомнила… Иди сюда, не бойся, так теплее. Как ты вообще ночевала, цыпленок тощий? — Тийе опасливо придвинулась, на всякий случай сжав рукоятку ножика. Ночной хмыкнул. Тийе сообразила, что Ночные видят в темноте, но ножа не выпустила. — Рассказывай, откуда ты, куда. — Он повозился в темноте и сунул что-то в руку Тийе. — Ешь.