Ничейный час
Шрифт:
Райта оглянулся на женщину на первой скале и двинулся дальше, ощущая затылком ее белый взгляд. А потом увидел под ногами тело. Вернее, мумию. Когда-то это был рыжеволосый мужчина, крупный, в боевой одежде и золотом тяжелом поясе. Золотые серьги, браслеты и гривна говорили, что это знатный воин, может, даже вождь. Райта наклонился ближе. По гривне тянулась замысловатая плетенка узора. Райта узнал узлы Хаальтов. Когда-то это было сильное племя, они жили западнее… В руке мертвеца был намертво зажат боевой нож, горло распялилось в усмешке от уха до уха. Сам? Почему? Обезумел от жажды? Как он
Да тоже Копье искал, — сам собой пришел ответ.
Сколько он здесь пролежал? Пустыня быстро высасывала воду из трупов и высушивала их. Так что он мог умереть и пару дней назад, и неделю, и год. Зверей тут не было, сожрать свежее мясо было некому.
Райта коснулся кинжала, и труп рассыпался. Как пепел. В груде праха тускло блестели золотые украшения. Райта не стал их трогать. Нечестно брать чужое. Он повертел в руках кинжал. Наверное, если показать кинжал Хаальтам на Круге, они признают, что их родич был в Потерянном шерге. Нет, вряд ли. Мало ли, где он мог найти этот кинжал. Но его надо вернуть племени. Пусть знают, как и где сгинул их родич, чтобы не остался он без оплакивания и чести. Райта сказал слово почета и прощания над останками и пошел дальше. Сердце колотилось. Сейчас откроется какая-то тайна, все не просто так… Он снова обернулся. Женщина смотрела на него. Он кивнул ей и медленно повернул голову. И наткнулся на охранный знак.
У Пустынных нет магов и нет бардов. Но каждый Пустынный умеет петь охранительные песни и рисовать знаки-обереги. Так здесь был именно такой. Колесо с ходом противусолонь. Запирающий знак. Что-то было внутри. И оно было заперто.
Райта остановился. Женщина смотрела ему в спину.
Райта постоял — и сделал еще один шаг.
И шагнул в тишину. Даже не в тишину, а какую-то вязкую глухоту, которой было трудно дышать. Она была полна такой тяжелой, сокрушающей, всеобъемлющей тоски, что у Райты стянуло грудь. Несколько секунд он стоял, разевая рот, пытаясь вздохнуть затем услышал не то шепот, не то стон. Шепот шел откуда-то из его головы, полз по позвоночнику, пощипывал жилы крохотными когтистыми пальчиками, общупывал его всего, словно оценивал. Хотелось вывернуться из собственного тела. Райта стиснул зубы зажмурил, завертел кулаками. Попятился.
Вывалился под ночное небо.
Тишина стояла обычная. Прямо перед ним был охранный камень с запирающим знаком. Он посмотрел чуть дальше. Ничего особенного, круглая каменная площадка, шагов двадцать в поперечнике. За ней, вне круга, виднелись закругляющиеся стены с галереями и лес не то выветрившихся колоннообразных скал, не то действительно колонн. Райта пошел вокруг площадки. Наткнулся на второй запирающий знак. Всего их оказалось восемь. Райта вернулся к прежнему месту и снова посмотрел на женщину на скале.
— Ну скажи же что-нибудь!
День в Потерянном шерге не был испепеляюще-знойным, как в Пустыне. Здесь было как в Ничейный час. Но ничего не вырастало, чтобы взахлеб пробиться вверх, расцвести, вызреть, дать плоды и новую жизнь. И воды тооже не было. Райта начинал думать, что его шилорог тут умрет. И он тоже. Отчаяние и безнадежность накрывали его. Он не знал, что делать.
Райта весь день просидел в тени черного камня у ног нарисованной женщины, прижимаясь к нему, как ребенок к материной юбке. Госпожа на камне молчала, хотя Райта был готов поручиться, что она слышала его перепуганные, совсем детские слова. Стыдно было, но уж очень он боялся.
А, может, зря он боится? Настоящий мужчина не сидел бы вот так, он пошел бы вперед без страха, и всех победил…
И этот, Хаальт… У них лет восемь назад была вражда с Файнуальтами, после чего от обоих кланов остались почти одни дети да калеки, потому друг друга и не дорезали. Круг пытался их замирить, но Уэшва Хаальт дал клятву окончательной мести. Видать, это тот самый Уэшва и есть. Поклялся мстить, пока не дорежет всех Файнуальтов вплоть до младенцев. Говорили, он ушел искать большую силу, а то, что осталось от его клана, вымирало в нищем шерге. Если бы они не отдались в клан Имарайальтов, вымерли бы совсем… И хорошо еще, что Имарайальты приняли к себе лишние рты…
И что же тут Уэшва такое узнал и увидел, что сам себе глотку распорол? Он вспомнил о той мучительной, вытягивающей душу безнадежной тоске, которая обрушилась на него внутри охранного круга. И безнадежность до сих пор не выветрилась из него. Может, пробудь он там подольше, он тоже не захотел бы жить и распорол себе глотку?
Нет, не надо нам такого…
Он обошел круг и обошел весь шерг. Тут не было ничего — ни озера, о котором говорил отец, великий Маллен, и тем более, копья.
Ты подвел отца, Райта. И Деанту. И всех. Тебе нельзя возвращаться, Райта. Ты опозорен. Ты должен умереть.
Он заплакал. Потом посмотрел на Белую Госпожу — так он назвал ее. Она смотрела на него. Это было странно — куда бы он ни отошел, она смотрела всегда на него.
— Что же мне делать-то? — вытирая нос, спросил Райта. — А?
Он ни к кому в особенности не обращался, но все же думал о Белой Госпоже. И снова посмотрел на нее. И ее взгляд на сей раз был устремлен прямо на круг охранных камней. Райта судорожно вздохнул, покорно кивнул и шагнул туда. Он был Пустынным. Он верил в знаки.
…Голова закружилась, затошнило. Никогда ему не было так худо. В глазах вспыхивали огненные круги, шепот в голове говорил — умри. Нет надежды. Нет справедливости. Все умрет. Умри и ты.
Райта страстно не хочел умирать. Он попятился, шлепнулся на задницу, упал на бок, на каменную ступеньку. Огненные круги перед глазами погасли. Теперь он мог видеть.
Прямо перед носом торчал охранный камень.
Не сон.
Стояла ночь. Тихая. Холодная — но совсем не такая лютая, как теперь всегда бывало в Пустыне.
Он обернулся. Женщина на скале опять смотрела на него. Он задрожал, глубоко вздохнул, осторожно, пытаясь прочувствовать свое тело — все ли в порядке. Ему стало холодно, но не так, как обычно бывает в пустыне ночью. Дыхание выходило белым парком, но было вполне терпимо.
Райта, боком, на полусогнутых запрыгал прочь, как длиннорукий пустынный оборотень, опасливо оглядываясь. Остановился у скалы с Белой Госпожой, привалился к ней плечом. Камень казался теплым. Почему-то он тут ощущал себя в безопасности.