Ничья
Шрифт:
Маркелов иногда смотрел на Мара, тот отвечал ему тем же — показательная вежливость и отстраненность. Все шло нормально, как будто не он и его друзья нанесли ущерб, как будто не Рэм не имел ничего против. Мар определенно многого может достичь в политике…
Холод при этих мыслях и моя внутренняя напряженная насторожённость была оправдана — Мар действительно выжидал. Все вот это произошедшее, к тому же с привлечением девчонки, Амины, пусть внезапно тоже сыгравшей, но отыгравшей хорошо для всех, это все не цель. Это средство. Они не пришли громить ресторан, он не привел друзей к… гниде, которая дорогу перешла. Я поняла это со сжавшимся сердцем, когда Мар перестал реагировать на вопросы полицейского. Он внимательно смотрел на Тёму, стоящего рядом с Рэмом, напротив Мара. Тёма смотрел за Мара, за его
Глядя на Мара он мгновенно сошел с лица. Его перекосило. Озверел. Я видела, когда он был зол, видела его даже в ярости, но в таком состоянии, близком к аффекту, я его никогда не видела никогда и эта реакция в секунду, когда такой как Рэм, человек-самоконтроль, молниеносно утратил самообладание, это вызвало страх. Я инстинктивно вжалась в сидение, неотрывно глядя в его лицо. Это совершенно неузнаваемое из-за ярости лицо с ломающимся от ненависти свистящим шепотом, когда он ринулся к Мару:
— Только посмей… я тебя живьем закопаю, сученыш… — его перехватил Тёма, напряженно оглянувшийся, на качнувшегося к нему Мара, выглядящего вроде бы спокойным, но уже понятно было, что бы случилось, если Рэма не перехватил бы Тёма и пусть запоздало, но рядом стоящие полицейские.
А Мар смотрел ему в глаза. В ненавидящие, утратившие самообладание и рациональность глаза он смотрел так, что я вспомнила, что именно набито на предплечье его правой руки.
Дрожащими пальцами извлекла телефон, чтобы вызвать такси. Еще совсем недавно я смотрела в карие глаза с поволокой с болью, понимая, что нужно рвать отношения, потому что он не соперник Рэму. Сейчас, после того как Маркелов, с обширным жизненным опытом за плечами, с непревзойдённой способностью манипулировать людьми, за секунду утратил все маски глядя на того, что парой слов вывел его в бешенство, у меня не было никаких других вариантов, кроме как рубить эти отношения. Мне казалось, что я знаю их обоих. Садясь в машину такси и оглянувшись на группу людей, где даже на первый взгляд заметна была выраженная неприязнь и колоссальное напряжение, я поняла, что я их не знаю с такой стороны. Я могу сгореть, а у них только начнется война. За мой пепел, очевидно. Война, в которой трофей я и никому из них не будет дела, что трофей мертв, на арене будут иметь значение только мужские амбиции.
***
В квартире Мара я достаточно быстро собрала свои вещи. Молча, без мыслей и эмоций. Слом произошел, когда помещала котенка в переноску. Он испуганно мяукал и никак хотел оставаться в пластиковой коробке и от стресса его трясло. Я плакала потому что мне было его очень жалко — второй переезд за неделю, то туда, то сюда, замучали бедное животное эти бестолковые люди. Вытирая градом катящиеся слезы, я говорила котенку, что все хорошо, скоро мы приедем домой, не нужно бояться. Он мяукал, а я плакала, чувствуя себя последней тварью.
Упрямо вытерев слезы, закинув сумку на плечо, взяла переноску и только перешагнула порог, но ноги вросли в пол. Мар, вышедший из лифта и глядящий в телефон спокойно шел по коридору:
— Давай сначала поговорим, — дописав и отправив сообщение, он остановился рядом, касаясь ручки переноски, — пусть пацан пока по квартире походит. — Я, сжав губы, глядя за его плечо, не реагировала и Мар, устало вздохнув, рационально произнес, — Соня, нам необходимо поговорить, зачем оттягивать?
Он выпустил котенка, я заваривала кофе на кухне. Мар, сев за стол, благодарно кивнул на поставленную перед ним чашку и выключил почти бесперебойно разражающийся оповещениями телефон. Отложил на край стола и посмотрел на меня, севшую напротив него.
— Я хочу расстаться. — Обозначила я, глядя на огни ночного города за панорамным окном,
— Почему? — совершенно спокойно спросил он.
Усмехнулась. Отпила кофе и посмотрела в его
— Потому что это ненормально. Потому что мы уговаривались на другое и то что происходит сейчас это ненормально. Потому что это бесперспективно. Вспомни где и как мы познакомились. Для чего начали всю эту херню, — он улыбнулся глазами и я неодобрительно прицокнув языком, покачала головой, — Мар, давай серьезно. Мы переспали в первый же день, мы и продолжили общение ради секса, ну бывает такое, чуть увлеклись, не тормознули вовремя и выдумали вот это вот все. Только это результат лимита времени. После месяца знакомства переезжать в другую страну и бросать здесь все, я не планирую, это глупо. Дальше логически: расстояние, время и кто даст гарантию, что ни ты и не я не встретим человека с которым тоже возникнет подобная страсть и что делать? Это отношения в никуда, они должны остаться вот такими, курортным романчиком, все остальное это в никуда.
— Теперь реальную причину, — кивнув, отпил кофе, приподняв уголок губ.
Фыркнула, вновь глядя в окно и вновь качая головой. Отключение мыслей, эмоций, отключение всего, ради того, чтобы прохладно и серьезно:
— Потому что я не люблю тебя.
Чувствовала взгляд. Собравшись с духом, посмотрела на него, с непроницаемым лицом глядящего в столешницу. Сглотнул. Ладонь, лежащая на столе дернулась к закрывшимся глазам.
Нужно уходить сейчас. Нужно… Потому что еще секунда и нервы все-таки оборвутся. На губах иллюзорный привкус металла. Привкус крови. Его не было по факту, но ощущения… Внутренний стон от болезненного разрыва, от снова боли, от такой выраженной ее степени, когда коротит нутро…
Встала на слабые ноги, задержав дыхание, чувствуя комок в горле и дрожь в пальцах. Встала, чтобы пройти мимо, а он, сжав мою руку, неожиданно резко усадил в ближайшее кресло, сквозь зубы выцедив:
— Не договорили еще. Нет! — фактически рявкнул, зло глядя в глаза, когда попыталась протестующе подняться, отворачивая голову, потому что не сдержалась, и влага скользнула по щеке. — Не любишь, значит, — хрипло хохотнул. — Ничего. Моей любви на двоих хватит.
Показалось, что ослышалось. Время вновь замерло, а его слова долбили в голове. Интонация, тембр, прорыв эмоций, даже слова почти те же… и запрет уходить. Из комнаты, из дома. От него, пока он не закончит — все очень похоже. Почти один в один. И реакция на это заученная — ступор, страх, пресс вины. Рефлекторно все это…
Такое я уже слышала. Не именно такие слова, но то, что было в них. Заставляя отступать, подчиняться, унижаться. Бояться.
Почти не осознала момента, когда ударила. Пощечина звонкая, ладонь горит, а он снова хрипло рассмеялся глядя в столешницу и в глазах провал в ад. Очередной раз открытые двери в мою персональную преисподнюю, открыты новые двери, а ад тот же.
Встряхнув рукой, встала твердо, погребаемая под накатившей волной ярости:
— Я уже была в отношениях, где мужик думал точно так же, — улыбнулась, зло глядя в карие глаза, в провал в огненную, испепеляющую бездну, ставшую еще более выраженной, когда он, сжав челюсть что желваки заходили, снова сильным рывком усадил назад и молниеносно придвинувшись, блокировал так, что не могла не то чтобы подняться, даже просто дернуться, а он, глядя в глаза, прошипел:
— Не было у тебя мужика и тем более отношений, девочка. — От тяжести того, что выедало его интонации и расцветало в неузнаваемых глазах невольно окаменела, а он, глядя на меня, улыбаясь, сообщил, — это чмо, которое твой бывший, он далеко не мужик, уж поверь. Он — это что угодно, но не мужик. Его даже человеком назвать язык не поворачивается.
— Что ты?.. — онемевшими губами прошептала, в почти страхе глядя на него. — Почему ты так говоришь? Мар? — а он, мрачно ухмыльнувшись, молчал. И меня прошил прямой ассоциацией момент у ресторана, тот, когда я садилась в такси. Я же не вещь, суки… — Да идите вы оба на хуй, понял? — почти с ненавистью выдавила глядя в провалы глаз. — Руки от меня убери. Насилие, блять, он не любит… Руки, я сказала!