Нидерландская революция

Пиренн Анри

Оно разразилось в том самом промышленном районе Гондсхота и Армантьера, где, как мы видели, реформационное движение под влиянием пролетарских масс так часто переходило в восстания [212] . Во всех окрестных деревнях появились организованные толпы с веревками и палками, руководимые людьми, действовавшими по заранее установленному плану, — и разгром начался. В церквах, посреди вихря пыли и грохота падающих и разбиваемых статуй и окон, бесновалась толпа одержимых людей, разбивавших все, что попадалось им на пути, раздиравших на части иконы, ломавших церковную утварь, надевавших на себя духовные облачения, попиравших ногами причастие и распивавших освященное вино. Движением были охвачены все деревни как фламандские, так и валлонские: Гуплин, Фрелингин, Эркингем, Флербе, Ла Шапель де Гренье, Ла Шапедь д'Армантьер, Мениль, Радингем, Бокам и т. д. 14 августа эти толпы неистовствовали в. Поперинге, 15-го — в Ипре; тем временем другая часть их отправилась поджигать Дюнское, Фалемпенское, Фюрнское, Мессинское, Лосское, Маркеттское, Вормезельское и Эверсгамское аббатство. Движение с паразительной быстротой перебрасывалось из одного места в другое. 18 августа оно достигло Оденарда, 20-го — Антверпена, 22-го — Гента, 23-го — Турнэ, 27-го — Ангиена, а отсюда затем перебросилось на север по направлению к Зеландии, Голландии и Фрисландии и 6 сентября проникло в Леварден.

212

Coussemaker, Troubles r'eligieux du XVI si`ecle dans la Flandre maritime, t. I, p. 105 etc.

Оно нигде не встретило никакого сопротивления. Городские управления и католики были до такой степени перепуганы неожиданностью катастрофы, что спасовали

повсюду перед несколькими сотнями одержимых. В Генте бальи ограничился тем, что просил их не так неистовствовать при разгроме и приставил к ним своих служителей [213] . Безумие иконоборцев было заразительным. Можно было наблюдать отцов, приходивших в церковь со своими детьми, вооруженными небольшими молотками, чтобы сбивать маленькие статуи с барельефов и скульптурные изображения с алтарей. Иных детей можно было видеть на улице, играющих с иконами и приказывавших им кричать «да здравствует гёз!» [214] . Не пощадили ничего. Не ограничивались уничтожением «идолов», какова бы ни была их художественная ценность: разбивали, чтобы разбивать, из ненависти, из злобы, из низменных инстинктов или из страсти к разрушению. Разрывали на части книги и рукописи, доходили даже до осквернения гробниц. В погребах аббатства напивались вином, и с наступлением ночи разгром и оргии продолжались при свете свечей далеко за полночь. Тщетны были попытки некоторых пасторов успокоить одержимых, «убеждая их, что прежде всего нужно сокрушить идолов, царящих в душах людей, — таких, как алчность, зависть, страсть к роскоши, распущенность и другие внутренние пороки и грехи, и лишь потом перейти к уничтожению внешних идолов» [215] ; увещевания эти бессильны были перед безумием сектантов. Впрочем, инициаторы движения были искрение убеждены, что они делают достойное и угодное богу дело, уничтожая навсегда возможность богослужения неверных. Грубые прозелиты, они по крайней мере были бескорыстны. В Генте и в Турне они передали городским управлениям разбитую ими церковную утварь [216] . Не среди них, а в толпе сопровождавших их бродяг и нищих-безработных попадались воры и грабители.

213

Van Vaernewijck, Beroer liсkе tijcen…, t. I, p. 105.

214

Ibid., p. 128.

215

A. Pinchard, M'emoires de Pasquier de la Barre et de Nicolas Soldoyer, t. I, Bruxelles 1859, p. 132; cp. Groen van Prinsterer, Archives…, t. II, p. 217.

216

25 августа 1566 г. Морильон отмечает, что иконоборцы в Нижней Фландрии «ничего не расхитили, а сдали по инвентарному списку на руки городским управлениям и церковным старостам все золото и серебро».

Но, разумеется, не могло быть и речи о возвращении ценностей церквам. Они заставляли городские управления клясться, что «они превратят все в серебряные деньги для раздачи бедным». Poullet, Correspondance de Granvelle, t. I, p. 428. Один англичанин, очевидец происходивших в Антверпене событий, тоже констатировал, что в общем краж не было. Kervyn de Lettenhove, R'elations politiques des Pays-Bas et de l'Angleterre, t. IV, Bruxelles 1885, p. 339. Разумеется, среди бродяг, присоединившихся к кальвинистам, было немало грабителей, и некоторые сожалели, что движение направлялось только против церкви. В дневнике (Dagboek) братьев ван Еампене, изд. Ф. де Поттер, стр. 37 (Гент 1870), приводятся следующие стихи, характеризующие стремления этих людей:

«Hadden wij begonnen an cooplieden goedt, Ende der Kercken beelden laten met vreden, Ons handen ghewasschen in papens bloedt, Zoo waeren wij heeren van dorpen en steden». Если бы мы начали е купеческого добра И оставили бы в покое церковные иконы, Мы умыли бы руки в крови попов И были бы господами деревень и городов.

18 августа правительница узнала о разразившихся беспорядках. Как католичка и как представительница Филиппа II она была глубоко возмущена совершившимся богохульством. Так вот значит к чему привела ее снисходительность к представителям высшей знати! Ответом на ее примирительную политику последних лет было кощунственное восстание! Отныне национально-бургундская партия была бесповоротно дискредитирована в ее глазах: она видела в ней лишь союзницу или сообщницу еретиков. Вожди ее конечно осуждали грабежи и обнаруживали готовность решительно покончить с этим. Но не было никаких сомнений в том, что они были гораздо больше обеспокоены страхом перед жакерией, чем осквернением церкви. Граф Эгмонт заявил, что «главной задачей является сначала спасти государство, а затем уже можно будет позаботиться и о религии». И когда Маргарита возразила ему на это, что «ей кажется гораздо более необходимым прежде всего позаботиться о служении богу, так как гибель религии была бы большим злом, чем гибель страны», то Эгмонт кратко ответил на это, что «все те, у кого есть что терять, думают иначе» [217] . Как можно было при наличии подобных настроений надеяться навести порядок силой? К тому же какими силами могла располагать правительница? Нельзя было прибегнуть к милиции, так как среди последней было множество людей, подписавших соглашение. Если же призвать наемников из Германии, то это вызвало бы тотчас же гражданскую войну. Поэтому ей оставалось выжидать и в надежде на лучшие времена склонить голову перед бурей.

217

Gachard, Correspondance de Philippe II, t. I, p. 450.

К счастью, как раз в это время в Брюсселе были получены письма Филиппа, в которых ой соглашался на уничтожение инквизиции, смягчение «плакатов» и на всеобщую амнистию. Хотя эти уступки не были искренни и хотя 9 августа он торжественно уверял, что отнюдь не считает себя связанным ими, а, наоборот, собирается наказать виновных в преступлениях против религии и против его верховной власти, однако эти официальные заявления его по крайней мере дали Маргарите возможность ответить на петицию членов союза. Но теперь уже недостаточно было обещать им амнистию и отмену инквизиции [218] . Кальвинисты требовали твердого обещания, что их проповеди не будут впредь запрещаться, и без этой уступки — греховной с точки зрения правительницы — нечего было и думать о восстановлении порядка. Маргарита не решилась принять на себя ответственность за это ни перед своей совестью, ни перед королем. Осаждаемая увещевавшими ее представителями высшей знати, она отчаянно сопротивлялась. Перед лицом всего государственного совета она заявила прерывающимся от рыданий голосом, что «она скорее даст себя убить, чем согласится…, что это означало бы гибель для религии, которую его величество хочет спасти в первую голову, прежде чем страну, предпочитая лучше все потерять, чем так тяжело согрешить перед богом [219] . Чтобы спастись от членов государственного совета, Маргарита хотела бежать в Моне, но население Брюсселя заперло городские ворота.

218

Gossart, L''etablissement du r'egime espagnol, p. 69 etc. Инквизиция, о которой здесь идет речь, — это инквизиция, введенная Карлом Y. Епископская инквизиция, которая никогда не была отменена, но которая потеряла всякое значение с тех пор, как государство взяло на себя борьбу с ересью, разумеется, продолжала существовать.

219

Gachard, Correspondance de Philippe II, t. II, p. 592. Маргарита заставила вставить в послание, поручавшее представителям высшей знати вступить в переговоры с кальвинистами, слова «уступая силе и неизбежной необходимости». См. «La d'eduction de l'innocence de Messire Philippe baron de Montmorency, comte de Hornes…», p. 429 (напечатано в сентябре 1568 г.). Кальвинисты добивались такого же эдикта, как тот, который был издан 17 января 1562 г. по отношению к французским гугенотам и который разрешал им собираться вне городов. Gachard, op. cit., p. 592.

В

конце концов она вынуждена была понять, что необходимо уступить. Не желая себя ни к чему обязывать и уверяя, что она подчиняется лишь принуждению, она разрешила 23 августа представителям высшей знати объявить, что впредь до решения короля власти не будут запрещать проповедей, происходящих в обычных местах [220] . О своей стороны члены союза обещали ей всеми силами содействовать прекращению грабежей, решительно добиться, чтобы народ сложил оружие и чтобы проповеди велись лишь в тех местах, в которых они происходили до этого, и наконец считать их союз «несуществующим, расторгнутым и отмененным» до тех пор, пока будет соблюдаться гарантированная им безопасность [221] .

220

Reiffenberg, Correspondance de Marguerite d'Autriche, p. 187. Эти указы были изданы лишь 25 августа, т. е. после соглашения от 23 августа.

221

Le Petit, La grande chronique ancienne et moderne de Hollande, t. t. II, Dordrecht 1601, p. 121.

Это соглашение, являвшееся конечно лишь временным компромиссом, вводило свободу вероисповедания в Нидерландах. Хотя этим соглашением запрещалось дальнейшее распространение кальвинистского богослужения, однако на основании его все же допускалось отправление кальвинистского богослужения во всех тех местах, где оно происходило до этого. Оставалось только установить modus vivendi между протестантами и католиками, и этим сейчас же занялись представители высшей знати — Оранский в Антверпене, Эгмонт во Фландрии, Гогстратен в Мехельне, Горн в Турнэ и т. д. Р» отношении грабителей 25 июля был издан «плакат», ставивший их вне закона, разрешавший всякому преследовать и убивать их, как врагов бога и церкви [222] . Оранский приказал казнить нескольких грабителей в Антверпене; другие были приговорены к смерти во Фландрии и в области Турнэ. Уже в начале сентября они исчезли повсюду.

222

Anselmo, Codex Belgicus, Placards, Anvers 1661, p. 87.

Между тем во многих городах с одобрения провинциальных штатгальтеров введена была свобода кальвинистской религии. Кальвинисты крестили, венчали, причащали, открывали школы. В Турнэ, Валансьене, Генте, Антверпене они строили себе из дерева или даже из камня храмы, придавая им предпочтительно, во избежание сходства с католическими церквами, форму зданий с круглыми или восьмиугольными куполами [223] . В Антверпене их примеру последовали лютеране, которые были здесь еще довольно многочисленны ввиду наличия иностранной колонии. Взаимоотношения между различными исповеданиями регулировал местный «религиозный мир», ставивший все исповедания в одинаковое положение и строжайшим образом запрещавший им чинить неприятность друг другу [224] .

223

Van Vaernewijck, Beroerlicke tijden…, t. II, p. 108 etc.; Poullet, Correspondance de Granvelle, t. I, p. 7; Gachard, Correspondance de Philippe II, t. I, p. 492. Эта форма характерна для первых кальвинистских церквей. В Лейдене до сих пор сохранился еще интересный образчик ее.

224

Для Антверпена см. Gachard, Correspondance de Guillaume le Taciturne, t. II, p. 215; для Турнэ — «Bulletin de la Commission royale d'IIistoire», 1-`ere s'erie, t. XI, 1846, p. 421; для Утрехта — Gachard, op. cit., p. 209; для Ипра — Diegerick, Documents du XVI siecle, t. I, p. 264.

Хотя это равенство религий во многих местах казалось единственным практическим разрешением религиозного вопроса, которое диктовалось само собой, однако оно явно противоречило уступкам, сделанным правительницей. Сторонники взглядов Кассандера, представители высшей знати не видели ни малейшего неудобства в том, что кальвинистские богослужения происходили в городах рядом с католическими храмами. Раз они были допущены, то зачем было настойчиво требовать, чтобы они происходили только вне города, в открытом поле, невзирая на приближение. зимы? Но именно это-то и вызывало негодование Маргариты. Ей невыносима была мысль о равноправии кальвинизма и католической религии. Уже с 6 сентября она писала, что в стране стараются «ввести две равноправные религии» [225] и с полным основанием прибавляла, что она никогда не обещала ничего подобного. Поэтому не было ничего удивительного, что она выступила теперь с обвинением своих прежних приближенных — Оранского, Эгмонта, Горна и Гогстратена в том, что «они на словах и на деле проявили себя противниками бога и короля» [226] . Теперь она искала поддержки только у католического дворянства и ее ближайшим советником стал граф Петер Эрнест Мансфельд.

225

Gachard, Correspondance de Guillaume le Taciturne, t. II, p. 224.

226

Gachard, Correspondance de Philippe II, t. I, p, 458.

Старый враг Гранвеллы Мансфельд со времени отозвания кардинала постепенно отошел от оппозиции. Благодаря своему саксонскому происхождению он был совершенно чужд национально-бургундским настроениям, вдохновлявшим других членов высшей знати. К этому присоединялось еще то, что, родившись в 1517 г., он в молодости сражался под знаменами Карла V и достиг зрелого возраста тогда, когда Оранский и Эгмонт были еще детьми; поэтому по сравнению с ними он выражал взгляды того поколения, к которому принадлежали их отцы. Подобно последним, он был прежде всего католиком, и поэтому вокруг него сгруппировались такие люди, как Берлемон, Арсхот, Нуаркарм, Мегем, которые при первом же появлении признаков религиозного брожения сплотились вокруг правительницы. Когда разразилось восстание иконоборцев, Маргарита назначила Мансфельда штатгальтером Брюсселя и стала под его защиту [227] .

227

Rachfahl, Margaretha von Parma, S. 206 ff.

В то время как высшая знать разделилась таким образом на две резко враждебные друг другу партии, народные массы тоже охвачены были расколом. Католики были возмущены данным протестантам разрешением отправлять богослужение. А между тем кальвинисты продолжали метать громы и молнии против «идолопоклонства» и доходили даже до заявлений, что католические богослужения и колокольный звон оскорбляют их совесть [228] . Народ, объединенный ранее общностью одних и тех же политических требований;, под влиянием религиозного вопроса разделился на два враждебных друг другу лагеря. Образовалась антигёзовская партия, которая, подобно гёзам, имела свои медали и свои эмблемы [229] . Вое католики, примкнувшие к «компромиссу» дворян, отошли от него. Ясно было, что свобода религии не приведет к успокоению умов. Представители высшей знати, надеявшиеся благодаря свободе вероисповедания положить конец религиозным спорам и объединить массы вокруг своей национальной политики, были жестоко разочарованы. Вследствие своей веротерпимости в духе Кассандера они недооценили всей силы религиозных страстей. Вызывающее поведение кальвинистов повсюду пробудило католические чувства. Между католической и реформированной религией немыслимо было никакое примирение [230] . Надо было открыто выбирать между той или другой религией.

228

Poullet, Correspondance de Granvelle, t. II, p. 88.

229

Gachard, Correspondance de Philippe II, t. I, p. 495. Начиная с дета 1566 г., слово «гёз» потеряло свой политический смысл и стало синонимом протестанта, в частности кальвиниста.

230

Еще до начала сентября Маргарита пыталась организовать в католических валлонских провинциях антикальвинистскую лигу. Gachard, Correspondance de Philippe II, t. I, p. 457.