Нидерландская революция

Пиренн Анри

Не позднее 1565 г. эта партия была уже на пути к созданию. Первыми приверженцами ее были представители мелкого дворянства и крупной буржуазии, и они вербовались — по крайней мере вначале — главным образом из валлонских областей, находившихся благодаря их языку и географическому положению в тесных взаимоотношениях с Францией. Большинство их были молодые дворяне, которые, уезжая по тогдашнему обычаю для завершения своего образования за границу, направлялись в Женевскую академию и возвращались оттуда новообращенными. Среди вождей их был происходивший из Пикардии Николай Гам, принятый благодаря Карлу V в брабантское подданство и ставший герольдмейстером ордена Золотого руна, сир Эмери, дворянин из Генегау, бывший наставником в доме принца Эпинуа, секретарь графа Эгмонта Кассенбродт, гуманист и в пасы досуга поэт. Юрист из Турнэ Жиль ле Клерк, высоко образованный латинист и крупный философ, был одним из их главарей. Но всех их превосходили своим умом, познаниями, страстной убежденностью, способностями и энергией два брата Марникса, Жан и Филипп; ни один из них еще не достиг 30 дет. Неустанная пропаганда обоих братьев среди небогатых дворян, стремившихся устроиться при дворе, находившихся в близких отношениях с крупными вельможами и часто не имевших никаких других источников существования, кроме незначительного наследства, небольшого оклада или жалованья в качестве офицеров милиции, вскоре дала свои плоды. В начале 1566 г. Морильон писал Гранвелле, что «они заразили многих дворян» [183] .

183

Poullet, Correspondance de Granvelle, t. I, p, 282.

Но

число «нидерландских гугенотов» было слишком незначительно, чтобы они решились действовать и в особенности взяться за оружие. Если они хотели добиться успеха, они должны были, используя недовольство, вызванное недавней неудачей миссии графа Эгмонта, привлечь на свою сторону основную массу оппозиции. Несмотря на свое меньшинство, они должны были увлечь за собой большинство населения и, несмотря на свой кальвинизм, навязать католикам свою линию поведения и умело заставить их работать в интересах кальвинистов. Их план, намеченный в июле 1565 г. на конспиративных совещаниях в Спа, куда они съехались под предлогом лечения на водах, был уточнен в ноябре в Брюсселе в доме сира Гама, в присутствии французского пастора Юниуса. Было решено объединить дворянство всей страны в «дворянское общество» и придать этому объединению форму «компромисса», т. е. союза, аналогичного союзу гугенотов [184] . Текст соглашения, который должен был быть предложен всем сторонникам этого союза, был очень искусно написан Жилем ле Клерком. Он тщательно избегал всяких выражений, которые могли бы задеть католиков. Поэтому речь шла лишь о том, чтобы торжественно поклясться всеми силами бороться против введения инквизиции, избегая всего того, что «могло бы быть истолковано во вред достоинству бога и короля». Участники «компромисса» обещали друг другу соблюдать всю жизнь эту клятву и помогать друг другу «подобно братьям и преданным, держащимся друг за друга, соратникам» [185] .

184

Гранвелла действительно отмечает, что образцом им служили гугеноты. Poullet, Correspondance de Granvelle, t. I, p. 213.

185

«Suppl'ement `a l'histoire des guerres civiles de Flandre du p`ere F. Strada», t. t. II, Amsterdam 1729, p. 299.

Вслед за этим эмиссары тотчас же рассеялись по всей стране. Успех их превзошел все ожидания. В несколько недель было собрано несколько сот подписей. Присоединялись даже аббаты и каноники [186] . Особенно многочисленен был приток дворян, служивших в милиции, так что благодаря этому преобладанию военного элемента «дворянское общество» было похоже почти на пронунциаменто бургундской армии.

Оставалось только найти вождя, и это было очень нелегко. В самом деле, ни один из инициаторов «компромисса» не был достаточно богат и не пользовался достаточным авторитетом, чтобы играть в Нидерландах роль Колиньи. Между тем дело шло именно о такой роли, ибо, несмотря на свою внешнюю умеренность, кальвинисты явно готовились к восстанию. Им сразу же пришла в голову мысль о принце Оранском, и все было пущено в ход, чтобы добиться его согласия. Но игра была слишком рискованная, и он колебался. «Он еще не пришел к убеждению, — писал 27 февраля Гам, — что надо прибегнуть к оружию, а без этого нельзя осуществить наш план» [187] . Принц Оранский пожалуй решился бы на это, если бы ему удалось привлечь на сторону союза представителей высшей знати. Он попытался это сделать, но безуспешно. Как ни возмущен был граф Эгмонт королем, однако он совершенно не желал выступить в роли мятежника, а без участия столь популярного человека шансы восстания на успех были невелики. Поэтому необходимо было, по крайней мере в данный момент, ограничиться более скромными и менее опасными планами. Принц Оранский посоветовал торжественно обратиться к правительнице с петицией против «плакатов», и за неимением лучшего это предложение было принято. Можно было рассчитывать на моральную поддержку большинства представителей высшей знати. Некоторые из них, например сир Вредероде, граф Куленбург, Людовик Нассауский, граф Гогстратен, открыто признавали себя покровителями членов союза. Только граф Мансфельд не одобрял «соглашения».

186

Poullet, Correspondance de Granvelle, t. I, p. 808.

187

Groen van Prinsterer, Archives…, t. II, p. 35.

Таково же было отношение к нему со стороны Маргариты Пармской. Но что она могла поделать? Она не могла прибегнуть к силе, так как именно вооруженная сила, т. е. офицеры милиции, поддерживала движение. Кроме того 27 марта представители совместного заседания членов государственного совета, тайного совета и рыцарей ордена Золотого руна, вместо того чтобы обсудить поведение петиционеров, обратились к ней с просьбой добиться для них от короля «всеобщей амнистии», прося ее подобно им об отмене инквизиции и смягчении «плакатов» против еретиков. Ввиду подобных настроений в стране Маргарите оставалось только смириться. Было ясно, что вся страна сочувствовала дворянам, заключившим «компромисс», и что отказ принять их пожалуй вызвал бы всеобщее восстание. 5 апреля они передали свою петицию. Делегацию, передавшую ее правительнице, до самых дверей дворца сопровождала кавалькада из 200–300 всадников, прибывших несколько дней назад из валлонских и фламандских провинций.

Ответ Маргариты был продиктован этой демонстрацией силы. Она обещала послать к королю делегацию для изложения ему требований петиционеров и «смягчить» пока указы против еретиков. И хотя она была смущена появлением демонстрантов, у нее все же хватило твердости отказаться одобрить их поведение, как они того добивались.

Вечером подписавшие «компромисс» устроили банкет во дворце Кулембурга. Большинство их остригли себе «по-турецки» бороды и надели на себя такие же нищенские котомки с мисками, какие носили бродившие по стране нищие и оборванцы (gueux). Что означали эти странные эмблемы, которые должны были — как в свое время форма недовольных Гранвеллой вельмож — служить отличительным признаком членов союза? Явилось ли толчком к принятию этого символа бранное слово, произнесенное в это утро графом Берлемоном? Не более ли вероятно, что, переодеваясь нищими, дворяне намекали на то, что королевская политика вскоре приведет страну к гибели? Никто не может дать точного ответа на этот вопрос. Во всяком случае именно в этот вечер впервые раздался клич: «Да здравствует гёз!», в течение стольких лет йотом повторявшийся в нидерландских провинциях [188] .

188

Gachard, 'Eludes el notices historiques, t. I, p. 130.

Все

недовольные приветствовали гёзов. Медали их из золота, серебра, меди и олова, украшенные бургундским огнивом — старым национальным символом — и двумя руками, протянутыми с двух сторон для рукопожатия в знак союза, получили широкое распространение во всех слоях общества. Шапки украшались изображениями мисок, эти украшения встречались также на упряжи лошадей; даже дамы носили их в виде серег. Но этот первый взрыв энтузиазма вскоре улегся. Дело в том, что далеко не вое, кричавшие «да здравствует гёз!», имели одни и те же цели. Одни из них были «политическими», другие — «религиозными гёзами». Первые, сплошь католики, добивались только политических реформ; вторые, ревностные кальвинисты, прежде всего стремились к свободе богослужения и к борьбе с «римским идолопоклонством». Так как последние очень скоро получили перевес, то союзу, заключенному благодаря всеобщему возбуждению умов между столь различными элементами, суждено было просуществовать очень недолго.

III

В то время как Маргарита Пармская подготовляла с помощью тайного совета «смягчение» указов против еретиков, в то время как делегаты ее — барон Монтаньи и маркграф Берг, — скрепя сердце, собирались ехать в Испанию, в стране происходили необычайные события.

Успех гёзов, принятие их петиции, обещания правительницы вызвали у кальвинистов уверенность, что свобода богослужения уже допущена или по крайней мере будет предоставлена в будущем. 20 апреля было сфабриковано и распространено по всей стране якобы воззвание рыцарей ордена Золотого руна, в котором заявлялось, что «городские управления и инквизиторы не будут больше ни арестовывать, ни конфисковывать имуществ, ни изгонять из страны по вероисповедным причинам» [189] . Убежденные в безнаказанности, кальвинисты сбросили теперь маску.

189

Poullet, Correspondance de Granvelle, t. I, p. 217.

Многие тайно перешедшие в новую веру католические священники «с церковной кафедры отрекались от католических догматов, которые они раньше проповедовали, заявляя, что они не могли до сих пор ни проповедовать, ни говорить, а теперь молят у бога прощения за то, что под давлением принуждения вводили в заблуждение и обманывали народ» [190] . Их примеру последовали все те, кто был обращен проводившейся за последние годы неустанной пропагандой. Они теперь открыто заявляли об этом. Оказалось, что они были очень многочисленны в Фрисландии, Гельдерне и даже в Льежской области, т. е. в провинциях, которые еще 3 года назад оставались совершенно незатронутыми кальвинистской пропагандой [191] .В мае в некоторых сельских приходах Фландрии — священники констатировали, что сотни верующих не являлись к причастию [192] . Кальвинистов нельзя было встретить только в Намюрской провинции, Люксембурге и в аграрных районах Генегау и Артуа. Они сотнями прибывали из Англии в Антверпен, Лилль, Турнэ, Валансьен, озлобленные изгнанием, разоренные конфискацией их имуществ и одушевленные жаждой мести; на кораблях и повозках они приводили попутчиков в ужас своими резкими речами и распевавшимися ими песнями [193] .

190

Ibid., t. II, p. 17.

191

Кальвинизм проник в Льежскую область с севера и в 1566 г. завоевал себе много сторонников во фламандских частях ее. В частности Гассельт примкнул к повстанческому движению, разразившемуся в Нидерландах. Lenoir, Histoire de la R'eformation dans l'ancien Pays de Li`ege, Bruxelles 1861; Dans, Histoire du dioc`ese et de la principaut'e de Li`ege pendant le XVI si`ecle, Li`ege 1884, p. 272 etc.; cp. A. Paquay, La r'epression des troubles calvinistes a Hasselt par G'erard de Groesbeek, «L'ancien pays de Looz», t. VI, 1902, p. 35 etc.; J. Hansen, Jesuitenakten, S. 526; Gachard, Analectes…, p. 174 etc., 265 etc.

192

Poullet, Correspondance de Granvelle, t. I, p. 253.

193

Ibid., p. 231.

Между тем Маргарита обещала только смягчить указы против ереси и никогда не собиралась предоставить свободу протестантского богослужения. Составленный тайным советом и предложенный на усмотрение провинциальных штатов проект «смягчения» не допускал исповедания другой веры, кроме католической. Он ограничивался тем, что оставлял в покое еретиков, «поскольку они будут воздерживаться от нарушения спокойствия», т. е. предоставлял им возможность жить так, как жили при Карле V представители высшей знати и иностранные купцы. Впрочем, эта веротерпимость в отношении кальвинистов, как бы ограничена она ни была, полностью соответствовала желаниям большинства народа [194] . Эгмонт открыто одобрил проект; и провинциальные штаты, за исключением некоторых оговорок, склонны были принять его. Правительница, разумеется, не могла идти дальше этого. Она и так считала, что превысила свои полномочия. Разве некоторые из ее советников не осуждали ее за слабость, и разве король не писал ей, что никогда не уступит еретикам? [195]

194

Небольшое меньшинство, состоявшее из ревностных католиков, считало эту веротерпимость чрезмерной. Potillet, op. cit., t. I, p. 341. Зато все остальные были явными сторонниками ее.

195

Gachard, Correspondance de Philippe II, t. I, p. 415. Одновременно он посылал ей и другие письма, которые предназначались для предания их широкой гласности и с помощью которых он пытался обмануть общественное мнение относительно своих планов, сообщая о своем предстоящем приезде в Нидерланды и обещая тогда проверить, целесообразно ли изменение указов против еретиков: «ибо одному богу известно, что я ничего так не избегаю, как кровопролития». «Suppl'ement `a Strada», t. II, p. 849.

Но кальвинисты с презрением отвергли эту уступку, которая казалась чрезмерной Филиппу II. Они полагали, что настал час добиться наконец торжества истинной веры. Чувствуя за собой поддержку значительной части дворянства и видя критическое положение правительства, они поддались порыву своих пасторов и не отступали теперь перед мыслью о восстании. Они смело противопоставили силе силу и выступили против правительницы. Никто не повиновался распоряжению от 27 апреля, приказывавшему вернувшимся эмигрантам тотчас же покинуть страну.