Нихилени
Шрифт:
Дедушка кивнул и улыбнулся.
— Спасибо. Счастливого пути. И… будь благоразумна.
Ан смущённо пообещала последовать его совету и спешно сбежала. В коридоре она заметила тень Красавицы. Намедни сестрица приходила к ней жаловаться на отца, который улетел без ней и даже не сказал, куда. Теперь же кузина была в хорошем настроении, и прошла мимо, не заметив её и даже не поздоровавшись. Ан показала ей вслед не очень приличный жест и тотчас же забыла и о ней, и о её отце. Она закончила все дела, и впереди был
Обеденный зной отец пережидал под матерчатым навесом на шезлонге. Первые дни он ворчал, что ему скучно и нечем заняться, потом втянулся в беделие. Они ходили в море и плавали за моллюсками, заплыли в небольшой грот в прибрежных скалах — для того, чтобы найти внутри кучи мусора и исписанные автографами стены, несколько раз ходили на взгорье, дошли до древнего пещерного города, где они когда-то бывали в детстве. Обратно они ехали в кузове старенького пикапа, Ан ела мороженое, а отец дремал.
Ан достала из холодильника лимонад, а отцу кассету пива, и вышла на террасу. Приёмник тихо гудел очередной новостной блок. Она увеличила громкость и поставила пиво на пол рядом с отцом.
— Нахрена ты это слушаешь? — он нащупал рукой одну банку, выкрутил её из полиэтилена и открыл.
— Интересно.
— Паспорта нам дадут не скоро, если об этом.
— С чего ты взял?
— Ну, я не прям так уж оторван от дома и общаюсь с роднёй.
— Это с какой это?
— Первенец.
— С дядей? Мне казалось, вы не ладите.
— Пришлось поладить, после того, как один придурок начал убивать наших. Ну, то есть, как бы я тоже того говнюка убил бы на месте, но это я, а я дурак и всё такое, — отец замолчал и перелил содержимое банки в себя. Потом смял пустую оболочку и закинул в мусорное ведро под дверью.
Ан молча отпила свой лимонад. Он стал каким-то пресным. Воспоминания о гневе Строителя были неприятными. Больше всего Ан злилась на него за то, что из-за этого уехала Рем. Плевать, что был бы скандал. Рем должна была остаться, она же ни в чём не виновата и нужна ей, Ан.
Хотя, если бы изгнали её, Ан, отца, она бы тоже бросила и Рем, и Кела, и поехала за ним.
— И что дядя сказал? Подвинься, я сяду, — Ан уселась под боком у отца.
— Ну, что нас не скоро признают настоящими людьми, — отец взял ещё пива. — Что там где-то где всё решают творится какая-то хрень. Наша семья вела себя эти годы прям очень хорошо, даже я был паинькой, а вот остальные — не очень.
— Да, я слышала. Модификаты убивают людей и скрываются от правосудия. Всего один случай, который не сумели замять. Дедушка рассказывал.
— Угу. Так что пока мы ждём.
Ан молча отпила из стакана.
— Не расстраивайся, тыква, — отец поставил банку и сел, обняв её за плечи. Ан положила ему голову на плечо. — Прорвёмся. Время есть. Будет у нас свой домик у моря, и мы там поживём. А всю
— Я знаю.
Отец хмыкнул и погладил её по голове.
— Знаешь, иногда я вспоминаю, как впервые тебя увидел.
— И как это было?
— Ну… Неожиданно. Я уже тогда был с… репутацией. И я не ожидал, что увижу, хотя старик намекал, что за подарок он мне приготовил. Но сама знаешь, я ничего хорошего от него не ждал. Ты была не прям чтобы совсем младенцем. Не знаю, бывают ли нам подобные новорожденными. Ну, ты знаешь, красные, страшные, как то ли кусок дерьма, то ли эти страшные собаки, как их там, такие все в складку и с кривыми лапами.
— Бульдоги?
— Ну может быть они. Так вот, ты была не такой страшной. Просто мелкая, хрен поймёшь какого пола, валялась в люльке.
Отец замолчал. Ан его не торопила.
— Я, короче, не очень понял, чего старик от меня хочет и нахрена мне младенец. А потом… Ты мне улыбнулась. И это было круто. Ну, я знаю, что вряд ли ты вообще тогда что-то осознавала или специально поняла, что я твой папаша. Но… это было по-настоящему круто. Мне так ещё никто не улыбался. И тогда я точно понял, что никому тебя не отдам, пусть они все хоть оборутся и передумают.
— И не отдал.
— Ага. Забрал в тот же час. И не жалею. Хотя мелкие дети просто невыносимы. Даже ты была невыносимой. То ты не спишь, то у тебя что-то болит, то зубы режутся, то просто обгадилась, мрак. И главное нихрена не поймёшь, что случилось, чего орёшь, что не так, какого хрена, и даже толком не возьмёшь на руки, потому что боишься сломать, и не свалить из этого чёртового дома, где каждый даёт тебе совет и поучает.
Ан хихикнула.
— И тебе никто не помогал?
— Не, ну кое-кто советовал, кто уже своих вырастил. Тогда нас немного было.
— И ты упорно растил меня сам.
— Да. И не жалею ни минуты. Никогда не жалел. Только когда отпустил тебя в Дом — жалел. Но… я знал, что поступил правильно, и сейчас вижу, что был прав.
Ан положила голову ему на плечо и крепко обняла.
— Так что не думай о плохом. Будет у нас домик у моря. Обещаю. И я даже не буду буянить и надолго уходить. Веришь?
— Верю, па.
16
Мусора на Мосту не было. Все шесть полос потрескавшегося асфальта были пусты, а подходы к переправе — расчищены на несколько сотен метров. Ветер трепал плащ Ан и рваную рясу Меркия. Кел плёлся около ног хозяйки и смотрел в землю.
— В прошлый раз они стояли на этом берегу, — пробормотала Ан. От поста на этой стороне не осталось даже следов.
— Ты, наверное, была здесь очень давно. Сколько я помню, на этот берег солдаты не переходят.