Ника, Эрн и осколки кружев
Шрифт:
— Потому что власти никогда не бывает достаточно, — в тон ему ответила Ника и осторожно убрала в карман штанов артефакт, переданный Татией. — Тот, кто вкусил власть, почувствовал на кончике языка этот сладостный привкус, приправленный щепоткой острых специй, уже никогда не остановится, будет искать всё больше и больше, пока наконец не издохнет, как одичавший пёс, который никогда не знает чувства меры и не испытывает насыщения.
— Красивые речи из уст красивой девушки. Рилантийская знать невоспитанна и груба. Нет в местных аристократах утончённости и изысканности, — казалось, что мужчина наслаждается разговором, напыщенными фразами и вежливыми пустыми улыбками. Он склонил голову в полупоклоне и развёл
— Вы сменили страну, но остались при прежней должности. Ваши слова лишь доказывают, что я права, — Ника старалась держаться отчуждённо, но каждая клеточка её тела билась в ужасе от мысли, что она сейчас беседует со своим будущим убийцей, а после окажется запертой в этой холодной камере. — Вы алчете власти, подкупаете и убиваете, плетёте интриги и сменяете королей. Разве это не жажда больших возможностей лично для себя?
— Разумные слова, но ты слишком юна, а твои покровители заперты в соседней камере. Без них ты не сумеешь использовать даже те возможности, которые сами придут в руки, — улыбка на лице Витторио Гвери оставалась такой же формальной, но голос стал ниже, в нём появились рычащие нотки, которые мужчина не сумел скрыть. — Я оставлю тебя здесь, одну. Ты не увидишь друзей и родных, не вдохнёшь свежего воздуха и не испробуешь больше яств и аромата духов, — он точно знал, на что давить так, чтобы сделать больнее Монике. — Я убью всех, кто тебе дорог, разрушу любое напоминание о твоём прошлом. Ты лишишься всего, как я когда-то лишился.
— Почему? Почему вы мстите мне, ведь я «слишком юна», чтобы быть виновной хоть в чём-то? — воскликнула Ника, не удержавшись и выдав все свои страхи. Она больше не могла притворяться этакой бесчувственной аристократкой, когда все иллюзии рушатся, а дальнейшая жизнь видится лишь бесконечным кошмаром, из которого не выбраться. — Я не лишала вас ни родных, ни должности, ни положения. Я была ребёнком, даже младше, чем обе ваши дочери. Так отчего же вы выбрали меня целью своей мести? Не оттого ли, что более крупная рыба вам не по зубам? — злость и боль прорезали равнодушную маску, выплеснулись с оскалом на губах девушки и перекошенным от ярости лицом. — Щенка легче подманить и удавить, а вот взрослый кобель не дастся, перегрызёт горло. И поэтому же вы избрали Кевана с юношества своим помощником, ведь и он был слишком молод, чтобы понимать, что рука, блага дающая, может и по хребту палкой огладить.
— А ты не помнишь? — вкрадчиво спросил мужчина, делая шаг вперёд и нависая над Моникой. — Тот случай, когда я ожидал встречи с послом Кадарии в чайной комнате — он всё изменил. Вместо приватного разговора я получил намного большее. Ты и впрямь была совсем дитя тогда, но уже проявила истинный лик, когда смяла все щиты и разрушила половину дома, — Витторио прищурился, и Ника в блеске его глаз увидела свою судьбу — он никогда не отпустит её добровольно, и дело совсем не в мести. — Ты хоть представляешь, какая многослойная защита стояла на особняке посла? Сколько заклятий и щитов было наложено? И ты все их развеяла одним лишь взмахом руки.
— Так вот почему вы похитили меня, — прошептала девушка, ёжась от холода и от этого взгляда, в котором так отчётливо горела жажда обладания той силой, которую Моника так и не сумела приручить. — Решили посмотреть, сумею ли я развеять и другие заклятья?
— Ты оказалась бесполезной, — скривил губы бывший военный советник Кадарии. — Мне пришлось подключить учёных, целителей и магистров магии, но все они утверждали, что это были неконтролируемые всплески, которые никогда не повторятся. Я ждал, а ты жила себе спокойно, спрятанная от посторонних глаз. Даже мне показалось, будто тебя и не было — так старательно твои родные делали вид, что ты не существуешь.
— А потом вы подослали Лирейну, чтобы она влюбила в себя Динстона и открыла вам доступ к нашим тайнам, — только теперь Моника поняла истинные мотивы Витторио Гвери, поняла, зачем было то сватовство и отчего Лирейна так ненавидела её, Нику, ведь она считала её виновной в навязанном браке. — Даже забавно, учитывая, что её сердечная привязанность к Кевану была бы более правдоподобной. Но вам было плевать на чувства родной дочери, — страх перед будущим и перед этим мужчиной вдруг исчез, растворился в морозном воздухе подземной темницы Храма правосудия, а на смену ему пришла та самая ярость, которая и прежде заставляла Монику двигаться дальше. — Власть, которой вам якобы было достаточно, продолжала манить вас, инор Гвери. Как бы вы не оправдывали себя, какой бы трагедией не махали перед моим носом, истинная причина совсем в другом.
— Ты будешь видеть лишь морозный узор на этих стенах и своё дыхание, оседающее облачком пара, — прошипел мужчина, склонившись ниже. — Ты никогда не выйдешь отсюда, Моника Гордиан.
— Здесь не работают клятвы, и магия не откликается, но я клянусь вам. Клянусь, что я выберусь и убью вас, инор Гвери. Я не мстительна и не хладнокровна, но я сделаю это. Ваше время закончилось, как и эпоха вседозволенности перевёртышей — я обещаю вам, что очень скоро вся ваша империя лжи и притеснения магов падёт.
Моника говорила спокойно, несмотря на то что дрожала от ярости и холода. И этот её спокойный тон напугал бывшего военного советника — его лицо побелело, а во взгляде на мгновение появился суеверный страх перед предсказаниями малосилков, которые творили историю. Мужчина точно знал, на что способны клятвы и обещания, знал, что провидение сделает всё, чтобы исполнить волю мага, давшего такой обет. Никакие стены и заклятья не спасут от нависшего над ним рока, а линии вероятностей так или иначе спутаются, перекроится реальность, и закономерно наступит итог — тот, который обещал слабый маг в порыве эмоций.
Какое-то время Витторио смотрел на Монику не отрываясь, будто ждал, что прямо сейчас её клятва исполнится. Затем он тряхнул головой, отшагнул от девушки и вышел за дверь. Ника осталась стоять посреди камеры с осознанием того, что произошло что-то очень важное, но пока не могла понять, что именно. Она не грубила, не пыталась напугать бывшего военного советника, даже ни разу не уронила слезинку, но отчего-то кожа покрылась мурашками, словно предвещая и предупреждая. И дело было не в холоде, который проникал сквозь тонкую рубашку — что-то действительно изменилось.
Закусив в отчаянии губу, девушка прошлась по камере и вынула тот самый шарик, что оставила ей Татия. Он походил на одноразовый портал, но был другого цвета — не чернильно-синего, а насыщенного стального оттенка с вкраплениями из золотистых и зелёных переливов. Подумав немного, Ника решила, что это полая сфера наполнена сырой магией, иначе зачем бы стала бывшая подруга давать Монике артефакт, который не сработает в темнице Храма правосудия, защищённой от любого магического воздействия.
Только Инес говорила, что подземная часть тюрьмы не пропускает магию вплоть до двенадцатого ранга. Хватит ли силы маленького шарика и магии из двух артефактов на то, чтобы разрушить стены? Ника села на выступ из того же мрамора, что и стены, уронила голову на руки и принялась ждать. Она и сама не знала, чего ждёт: на помощь к ней никто не придёт — Динстон и Арнан заперты в камере, Кайдо бросил её, Анию не допустят в темницу, а больше рассчитывать было не на кого. Осознание беспомощности накрыло девушку, она обхватила себя за плечи и всхлипнула.