Ника, Эрн и осколки кружев
Шрифт:
— Дальше, мелкая, — Динстон положил ладони на плечи Ники и легонько сжал их. — Дальше вспоминай!
— Я не помню, — помотала она головой, не желая и дальше копаться в прошлом. — Зачем ты это делаешь?
— Затем, что ты разнесла гостиную, расплавила те самые фигурки из янтаря, которые тебе так нравились, — жёстко проговорил мужчина, разворачивая сестру к себе и вглядываясь в её лицо. — Ты покалечила Михара, впечатала Райана в стену, а Тарита вышвырнула в окно.
— Нет! — отшатнулась Моника, пытаясь заткнуть уши. — Этого не было!
— Было! А на следующий день тебя
— Динстон, ты ошибаешься, — прошептала девушка. — Я не могла совершить такое. Не могла навредить вам.
— Сестрёнка, в тот вечер твой резерв растянулся до пятого ранга. В бальном зале дворца на моей фальшивой свадьбе ты использовала заклятья седьмого ранга, — продолжил Динстон, словно не замечая, как его слова действуют на Монику. — А в Мисольском каньоне твой резерв превысил все известные категории. Мой считыватель просто взорвался.
— И что дальше? Что со мной будет? — спросила Ника, затравленно оглядываясь и пытаясь отыскать хоть какой-то ориентир, чтобы не соскользнуть в пучину безумия подобно магам, сорвавшим с себя ошейник.
— Напомни-ка мне, Инес Маранте, мастер лиги и дочь верховного безмолвного судьи, до какого ранга сдерживают магию стены тюрьмы Храма правосудия? — обратился мужчина к наёмнице, подозвав жестом Арнана и передав в его руки ошеломлённую сестру, которая была не просто на грани нервного срыва — она буквально источала волны паники и ужаса.
— Наземная тюрьма до седьмого, подземная — до двенадцатого, — мрачно ответила Инес, вглядываясь в лицо Динстона так, будто искала в нём хоть какой-то намёк на сочувствие к сестре или же капельку человечности.
— Именно так их и строили, для защиты от разбушевавшихся бизаров, зажравшихся перевёртышей и прочих асоциальных личностей, — довольно усмехнулся Динстон Гордиан, заложил руки за спину и вскинул подбородок. — И вот вопрос: почему мой младший брат, Тарит Гордиан, оказался в подземной тюрьме? Чем он так напугал верховного судью, короля или его советника?
— Тарит тоже в тюрьме? — ужаснулась Моника, выхватив из разговора имя брата, о котором ни на миг не забывала, но надеялась, что тот сумел выбить себе тёплое местечко с его-то подвешенным языком и манерами.
— А ты решила, что я сюда пришёл чтобы, как выразилась твоя спутница, «на темницу Храма правосудия изнутри полюбоваться»? — на лице Динстона так отчётливо проступило самодовольное выражение, что Моника едва удержалась, чтобы не зарядить по этой нахальной физиономии кулаком. — Конечно, у меня был план, в котором ты должна сыграть главную роль. Как только нас навестят Кеван или Витторио Гвери, ты разрушишь эти стены, которые до сих пор являлись символом нерушимости власти.
Динстон явно ожидал оваций или заверений в его гениальности, но Моника смотрела потрясённым взглядом, в котором было больше возмущения, чем благодарности. Он снова хочет использовать её. Снова решает, что Ника должна делать, а что нет. Девушка повернулась к Эрнарду, вспомнив его рассказ после несостоявшейся свадьбы брата. Откуда ему были известны подробности жизни бывшего военного советника Кадарии — Витторио Гвери? Как владелец агентства по перевозке артефактов в провинциальном Лодваре оказался в курсе, что Витторио основал закрытые пансионы для обучения аномальных магов и перевёртышей? Неужели Динстон посвятил Эрнарда в историю своей первой любви с такими подробностями?
— Эрнард, я хочу кое-что спросить у тебя, — сказала Ника, заметив и нахмуренное лицо брата, ожидавшего другой реакции, и напряженную позу Арнана, который ждал от невесты обвинений. — Можешь и дальше изображать, будто ты так заинтересован рисунком на мраморе, просто ответь. Наше с тобой знакомство было случайным?
— Что? Конечно случайным! — Эрнард вскинул голову, отчего спутанные кудряшки взметнулись вверх. — Почему ты спрашиваешь об этом?
— Ты был посредственным начальником, который чудом не развалил дело, ты самолюбив, заносчив и тщеславен. Ты сам признался, что выбрал Лодвар, только потому что хотел сделать больно брату, — Моника смотрела на самолюбивого бывшего босса, смотрела на преувеличенную театральность его движений и демонстративно прижатые к груди руки. — Ты безответственен, и единственное, что тебя заботит — то, какое впечатление ты производишь.
— Эй, так не честно! — воскликнул он, отлепился от стены и сморщил лицо. — Я думал, мы друзья.
— Так вот, при всех своих качествах ты каким-то образом стал доверенным лицом военного советника короля, оказался в курсе подробностей его личной жизни, а после вдруг получил должность помощника Михара в Управлении магического правопорядка, — продолжила Ника, не обращая внимания на якобы уязвлённую гордость Эрнарда. — Мне одной кажется, что слишком уж много противоречий?
— Всё совсем не так! — Эрн подскочил к девушке и попытался ухватить её за рукав, но Моника оттолкнула его. — Послушай, ты ошибаешься!
— В чём же? Ты рассказал мне, что Витторио сменил имя младшей дочери и отправил её в закрытый пансион для одарённых магов. Ты откуда-то узнал, что некий тайный покровитель помог сбежать Алиене из лечебницы Святого Антонелла, — перечисляла Ника те факты, о которых не рассказывают мимоходом — о них можно узнать только из приватной беседы с тем, кто готов делиться сведениями. — А ещё я чуть не упустила одну маленькую деталь: помнишь в «Мельхиоре» ты говорил, что магические перевёртыши — чудовища и монстры? А потом вдруг оказалось, что тебе известно, что от союза перевёртышей и магов рождаются бизары — одарённые маги, гении.
— Хочешь и меня в предатели записать? — отшатнулся от неё мужчина, перестав изображать шута на ярмарке. — Ты же меня знаешь!
— Я думала, что и братьев своих знаю… — вздохнула Ника и прикрыла веки, не желая смотреть ни на кого из присутствующих. Злость на брата ушла, как и злость на Эрнарда и Арнана, не желавшего обсуждать при посторонних важные для неё темы. Появилось опустошение — бесконечная усталость от интриг, заговоров и лжи. Она отвернулась и прижалась лбом к холодному мрамору. — Я больше никому не верю.