Ника, Эрн и осколки кружев
Шрифт:
— Эта камера уже занята, — проговорил один из безмолвных, изрядно удивив Монику, которая действительно думала, что безмолвные исполнители не имеют голоса.
— Ничего-ничего, — добродушно улыбнулась Инес, толкнула Нику в бок и заставила посмотреть в сторону камеры. — В тесноте, да не в обиде, правда же, Моника?
— Это же… я же… — девушка увидела в маленьком окошке силуэты двух мужчин, но не сразу поняла, что их лица ей знакомы. Встретившись взглядом с женихом, она вздрогнула и побледнела.
— Вот видите, и ученица моя согласна потесниться, — ответила за неё наёмница и снова
— Не положено, — отрезал безмолвный исполнитель и нахмурился.
— Для дочери верховного судьи можно сделать исключение, — улыбка на лице Инес стала ласковой, и такой открытой, что даже Эрнард встрепенулся и потянулся к наёмнице. — Я же, так сказать, сама по доброй воле сюда пришла, без сопровождения и наручников, — пропела девушка, отодвинула от себя Эрнарда и подмигнула безмолвному исполнителю, пользуясь впечатлением, которое её внешность производит на мужчин. — Ну кому какая разница? Здесь или в другой камере — мы ведь всё равно уже не выйдем.
— Как хотите, — пожал плечами исполнитель, открыл замок на металлической двери и пропустил троицу в камеру. — Указаний насчёт вас и вправду не поступало.
Глава 17
Моника застыла посреди камеры, не понимая, что происходит и что делать дальше. Она настолько отрешилась от происходящего после открывшейся информации о Кеване, что добровольно пошла в тюрьму Храма правосудия. И ведь даже не пикнула, не возразила и не попыталась что-либо сделать. Эта нерешительность разозлила девушку, которая не в первый раз следовала чужим указаниям, забывая, что имеет право голоса. Глядя на Динстона и Арнана сейчас, Ника пыталась разобраться в том, что она ощущает — радость от встречи с женихом или разочарование, что он не сумел избежать ареста и тоже оказался заперт.
— Ну что, мелкая, вот мы и собрались все вместе, — сказал Динстон, подхватывая сестру под мышки и притягивая к себе. — Только невесты моей не хватает, но ничего, скоро и она явится.
— Отпусти! — буркнула Моника, пытаясь вырваться из объятий брата. — Я на тебя злюсь.
— Злись, конечно, мне-то что? — мужчина уткнулся подбородком в макушку сестры и крепче сжал руки на её спине. — Переживу и твою злость, и прочие женские капризы — мне не впервой.
— Ты сделал из меня приманку. Заставил Арнана дать клятву молчания, а Эрна притащить меня в Рилантию, — Ника сделала ещё одну попытку отстраниться, потерпела поражение и прижалась лбом к груди брата. — Думаешь, я не знаю, что ты специально всё это подстроил?
— На то и был расчёт, мелкая. Как ещё заставить комнатную розочку колючки отрастить, если не методом сепарации от всех защитников? — Динстон зажмурился, скрывая эмоции от посторонних, но девушка чувствовала в голосе брата горечь и сожаление. — Ты бы не смогла начать самостоятельную жизнь, если бы от материнской юбки дальше метра не отходила.
— Можно подумать, меня кто-то спрашивал, — недовольно промычала она и стукнула рукой по боку брата. — Отпусти, задушишь.
— Я тебе даже жениха привёл, чтобы ты не раскисла, друга твоего рядышком держу, чтобы не заскучала, — мужчина отстранил сестру от себя, продолжая удерживать за плечи. — А ты чем-то недовольна.
— Динстон, ты — подлец! — разозлилась Ника, не найдя на лице брата тех чувств, которые ей почудились в голосе — да ведь он на самом деле считает, что поступил правильно, заставив Эрнарда обманом привести её в Рилантию и взяв с Арнана клятву молчания. — Отойди от меня, я не хочу с тобой говорить, не хочу тебя видеть и слышать.
— А куда ты денешься, если мы все в одной клетке заперты? — скептически хмыкнул Динстон, перевёл взгляд на наёмницу, наблюдающую за разговором с выражением бесконечной скуки на лице. — Ты кто?
— Инес Маранте, мастер Лиги и дочь безмолвного судьи, — с тем же выражением отрапортовала девушка, скользя взглядом по фигуре Динстона.
— Дочь Эссуа? Надо же, как мир тесен, — на лице бывшего военного советника Кадарии появилось мечтательное выражение, которое совершенно не вязалось с суровыми чертами и жёстким взглядом мужчины. — А ведь я тебя помню, девочка с малиновыми бантами, — на его губах появилась будто бы рассеянная улыбка — такая, от которой обычно все ларины в столице покрывались пунцовым румянцем и дышали чаще. — И потом в день назначения Эссуа верховным судьёй — ты была в мужском камзоле и брюках.
— Мне растрогаться надо сейчас или что? — не поддалась на чары Динстона наёмница и повернулась к Монике. — Я правильно понимаю, что этот тип твой брат?
— Да, самый старший из них, — пряча довольную улыбку ответила Ника и указала рукой на Арнана, не сводящего с неё взгляда. — А это Арнан — мой жених… надеюсь, что не бывший.
— Так ты почаще от него сбегай и первому в объятья к другому бросайся — тогда точно станет бывшим, — хмыкнула Инес, оценивающим взглядом прошлась по Арнану и усмехнулась. — Мужчины не терпят конкуренции и равнодушия.
— У тебя забыла спросить, как мне вести себя с собственным женихом, — пробурчала Моника, понимая, что наёмница права — слишком уж холодно она вела себя по отношению к жениху, как бы и впрямь не сбежал от такой строптивой и равнодушной невесты.
— А надо бы, уж побольше твоего понимаю, — Инес пожала плечами, нацепила на лицо фальшивую улыбку и повернулась к Динстону. — Итак, вы здесь надолго? План какой-то имеется или вы решили на темницу Храма правосудия изнутри полюбоваться?
— Эссуа обещал содействие за взаимную услугу, но прислал тебя, — в тон ей ответил Динстон Гордиан с такой же фальшивой улыбкой, словно они оба на светском приёме и изо всех сил пытаются соблюсти приличия и не послать к мундам неприятного собеседника.
— Так это из-за тебя я тут оказалась? — уточнила наёмница и, выгнув бровь, посмотрела на бывшего военного советника с непередаваемым выражением лица. — Очень мило, трогательно и даже умилительно, право слово.
— Замолчите оба, пожалуйста, — шикнула на них Моника, утомившись от этой виртуозной перебранки на грани приличий. — Я пытаюсь понять, что происходит, но из-за ваших расшаркиваний ничего не получается, — она повернулась к жениху и покраснела от взгляда мужчины, в котором читались призыв и желание быть ближе. — Арнан, здесь на тебя действуют клятвы? Ты чувствуешь давление магии при попытке сказать то, что запрещено?