Никак иначе
Шрифт:
— Хочу, — не решаюсь юлить, и так всё понятно.
— Тогда погнали! — и Кирилл шлёпает меня по ягодице.
— Куда? — я отступаю, совсем не готовая куда-то гнать.
— Захватим Сашку, и уединимся, хер колом, как бы тебе отсасывать не пришлось в машине, — спокойно отвечает Кир.
— Подожди Кирилл, — я вытаскиваю свою руку из его лапы, и отступаю, — я не могу вот так сразу…
— А чего, с муженьком своим простится, хочешь? — зло усмехается он, и его глаза сверкают. — Или может дать ему напоследок?
— Да пошёл ты! — снова злюсь. — Никуда я не поеду, иди на хрен!
Отталкиваю
— Слушай сюда, Света, — рычит он, — даю тебе срок до завтра. Собирай всё что нужно, остальное если понадобится купим. Хочу чтобы при мне была, поэтому завтра переезжаешь ко мне… И рот закрой, — обрывает он меня видя, что я собираюсь перечить. — А то вставлю член туда, прямо в этом подъезде. Всё поняла?
Я поджимаю губы.
— Я спросил всё поняла?
— Ты что меня заставишь? — всё же не выдержала я.
— Ты не против, — ухмыляется он, и проводит своими пальцами, теми, что были во мне, перед своим носом, шумно вдыхая хранящийся ещё аромат, и меня снова заводят эти его варварские замашки. Снова стреляет низ живота, и дыхание ускоряется. Я злюсь на себя за это и толкаю его со всей силы, и он позволяет мне отстраниться и даже не говорит ничего на прощание, просто уходит. Садится в ту самую спортивную машину, и резко газует, уезжает. А я стою, нет сил совершенно, подняться, и встретится с Вовой.
7
Захожу в прихожую, тихо. Осторожно заглядываю сперва в кухню, потом иду в комнату мужа. Лежит на разворошенной кровати, громко сопит.
— Вов, ты спишь? — тихо спросила, не рискуя подходить близко.
Муж разворачивается, являя окровавленное лицо. Я поджимаю губы.
— Довольна? — скрипит Вовин голос.
— Чем, довольна? — растерялась я, рассматривая его лицо, замечаю ещё и синяк, который наливался под глазом.
— Твой ёбарь, уработал меня, — Вова встаёт, и, охая, проходит мимо.
— Вов…
— Что, Свет? Ты же давно об этом мечтала! — усмехается он, и подкуривает сигарету. Его высокая сгорбленная фигура, некогда могла похвастаться гордой выправкой. А нрав всегда был весел. Он умел смешить меня. Умел не отчаиваться и поддерживать. Что с ним произошло? В кого он превратился. Похудел, осунулся. Вечно одутловатое лицо и красные глаза, щетина. Одежда мятая и грязная. Устойчивый запах перегара. И дрожащие руки. Постоянно дрожащие руки. Он сейчас мне был противен. Он давно мне стал противен, и все его слова мне были побоку, но я всё же, попыталась донести до него кое-что.
— Ты думаешь, я об этом мечтала, — обвела его рукой, — чтобы у меня был муж алкаш, и при первой возможности я ему изменила?
Он скривился.
— Да Вов, я тебе изменила, потому что… просто… просто посмотри на себя, и остановись пока не поздно, а я больше так не могу!
— И что уходишь от меня, к этому бандюку? — оскалился он.
Не знаю, что на меня нашло, может обида, а может уже просто чувство равнодушия.
— Ухожу, и не к одному, у меня их два, — взяла и сказала и пошла в ванную, только сквозь шум воды услышала, как хлопнула дверь. Как бы мне хотелось, чтобы
На следующий день, он так и не вернулся, и я поняла, что Вова отдыхает по отработанной схеме. Пьёт до горячки, до бесчувственности. Позвонила Нине Ивановне, его матери, и сказала, что ухожу от него, и пусть теперь она сама за ним смотрит. И я вправду уходила, и не потому, что Кирилл, так жаждал иметь личную шлюху в моём лице. Просто это единственно правильное решение. Оно назревало давно, и вот, наконец, я созрела для него. Свекровь, молча, выслушала меня и положила трубку. Она винила меня в том, что я не проявила характер и не уберегла её сына от разгульной жизни. А ещё она никак мне не могла простить, что я не могла родить. Сделала аборт по глупости, и теперь всё, не будет у меня никогда детей. Вова убеждал, что он переживет это, и если надо мы возьмём ребёнка из дет дома, но факт остаётся фактом. Нина Ивановна, не скрывала своей досады, и напрямую говорила, что возможно Вове придётся завести детей на стороне. Потом и вовсе всё покатилась под откос, и уже было не до детей.
Особо вещей я не собирала. И честно сказать не представляла, как это будет. А вышло всё просто. Мой разбитый телефон запиликал, и, не видя, кто звонит я взяла трубку.
— Мы внизу, спускайся! — отдал приказ Кир.
— Я не спущусь, Кирилл, — говорю, набрав в лёгкие больше воздуха.
— Не понял, — рычит он, — поиграть решила? Так мы сами сейчас поднимемся, только потом не обижайся…
— Кирилл, я уехала. И от мужа, и от вас. Так что пока, — говорю это и выключаю телефон.
Стою перед простой деревянной дверью с номером семьсот шестнадцать, и медлю.
Тётя Оля, единственная, кто остался у меня из родни. Живёт на другом конце города, и я потратила на дорогу два часа. Теперь запал закончился. Не хотелось грузить её своими проблемами. Она всегда была ко мне добра. Всегда. А я как снег ей на голову. Но пока я собиралась с силами, дверь открылась сама.
— Светланушка? — растерянно выдыхает тётя, и смотрит на меня удивлённо и встревожено, из под очков.
Она полненькая, невысокая. Волосы острижены коротко, но модно. Кое- где в тёмных прядях проглядывает седина, но несколько её не портит. От неё постоянно пахнет табаком. Не сигаретами, а именно табаком. Моя тётя пристрастилась нюхать табак, еще, когда жила на востоке. И по сей день эта привычка с ней. А ещё от неё пахнет сдобой. И объятия её такие мягкие, и тёплые, когда я без слов ныряю в распахнутые руки, и зарываюсь носом на плече.
— Я ушла от Вовы, — только и хватает меня.
— Давно пора, Светланушка, — утешает она меня, поглаживая по спине. — Ты же красавица, ещё и молодая, всё впереди. И молодец, что ко мне пришла, молодец.
Мы, наконец, заходим в квартиру. Тётя Оля живёт одна. С тех пор как она похоронила дядю Лёню, так никого больше и не встретила. Детей у них не было, возможно, её привязанность ко мне ещё и этим сказывалась.
— Давай располагайся, — она кивает на гостиную, — у меня сегодня всего два ученика, я вернусь скоро.