Никак иначе
Шрифт:
— Что ты смеёшься? Скажешь не так? — рявкнул он.
— Конечно так, милый, — выдала я, — я же только об этом и думаю. Я же пустая шлюха, не для чего другого не пригодна, как только трахать меня по-всякому!
Мой голос истерично лился по салону, я смотрела в холодные любимые глаза и умирала от той стужи, что там царила.
— Не переживай, — продолжила я орать, — давай вон Сергея позовём!
Я наклонилась к водителю, который ошалело зыркнул на меня.
— Серёж, хочешь меня трахнуть? Кирилл разрешит. Я знаешь,
— Заткнись, блядь! — заорал Кирилл, дёргая меня на себя, и прижимая так сильно лицом к своей груди, что чуть нос мне не свернул.
Его горький аромат, синхронизировался с той горечью, что пронизывала меня насквозь. Я остервенело начала вырываться, перемежая слёзы с ненормальным смехом.
— А хочешь, ещё и парней из охраны позовём. Я же шлюха, меня можно! Я же только для этого нужна…У меня же нет больше никаких чувств…
— Всё успокойся, — орал он в ответ, пытаясь поймать мои руки, скрутить, но я вырывалась.
— А что так? Ты передумал? Хочешь трахать меня единолично? Ну, ты же итак, делаешь со мной всё что хочешь
— Заткнись, я сказал, — он всё же скрутил меня и прижал к сидению, навалившись сверху.
— Ненавижу тебя, понятно, — дёрнуться я не могла, но слёзы всё бежали из глаз, — за слова твои эти, за то, что думаешь так обо мне, ненавижу… Отпусти я выйду! Сергей останови машину!
— Никуда ты не пойдёшь, поняла, — Кирилл сжал мой подбородок, вынуждая смотреть на него, — моя ты…и шлюха, и женщина… моя…
— Кирилл Дмитриевич, — вдруг подал напряженный голос Сергей.
— На дорогу смори, — даже не повернулся Кир.
— Всё отпусти! Отпусти, — остервенело, дергалась, я, — отпусти насовсем, раз ты не понимаешь ничего… Ничего не видишь, дальше своей ширинки…
— Всё я вижу, — возразил Кирилл, и не думая разжимать руки, сжал ещё сильнее и больнее, — насквозь всю тебя вижу. Как смотрела на него с тоской, вся напряжённая, как струна, когда его девку увидела…
— Да с тоской, потому что тоже хочу, чтобы ради меня подвиги совершали и с родителями знакомили, — срываясь на всхлипы, шептала я, рассматривая сквозь пелену слёз его склоненное ко мне лицо.
Кирилл был, не прошибаем. Как и всегда впрочем. Не трогали его мои слёзы, моя истерика, ничего не могло продавить его уверенность, что я скучаю по Саше.
— Подвигов тебе захотелось, — прорычал он, — плохо тебе со мной?
И только сейчас я уловила в его лихорадочном взгляде боль. Замерла, перестала вырываться, смаргивая слёзы, придавленная, и осознанием его переживаний, и его тяжёлым телом.
— Ты ни так меня понял, Кирилл, — прошептала, все, вглядываясь в эту холодную глубину.
— А по хуй, Света, — зло усмехнулся он, — это ничего не меняет. Ты никогда не будешь на её месте. Ни на чьём не будешь. Только на своём. Я понимаю это, и принимаю, всё как есть. Тебя. Себя.
Кир выпрямился, давая
Я села, неуклюже поправив одежду. Стёрла со своих щёк слёзы.
— Ты не понимаешь… — проговорила я в звенящую пустоту и тишину, что разделяла нас в тёмном салоне авто.
Кир пошевелился. Глубоко вздохнул, откинувшись на спинку кресла. Потом открыл со своей стороны дверцу, и закурил.
— Чего? — выдохнул он дым. — Чего я, по-твоему, не понимаю? Разве я когда-нибудь обращался с тобой как со шлюхой? Пренебрегал твоим мнением? Чего ради ты всё время меня этим тычешь?
— Кирилл… — я снова запнулась, не зная как донести до него свою боль, — дети, самое моё больное место, понимаешь,… а она беременна,… а я никогда, не смогу…
Слёзы снова набежали на глаза.
— Ты, проигрываешь по всем параметрам, имея дело со мной…
— Что за дебильный комплекс неполноценности, зеленоглазая, — Кирилл откинул окурок, и выпустил дым, повернулся ко мне, — хочешь детей, будут тебе дети.
— Что? — я негодующе посмотрела на него.
— Я решу этот вопрос, — отозвался он, — надеюсь, сойдёт за подвиг.
— Как? — уставилась на него, ловя в темноте салона, отблеск его светлых глаз.
— Узнаешь как, — устало прозвучало, и как-то даже облегчённо, что ли. И этот тон вызвал во мне угрызения совести, за своё поведение.
— Прости меня, я и сама не знаю, что на меня нашло… просто…
— Я понял уже, зеленоглазая, — оборвал он меня, — мы друг-друга стоим, я тоже закрутил лихо…
Я несмело улыбнулась.
— Мы так напугали Сергея. И я наговорила здесь всякой ерунды.
— Ничего, переживёт, — отмахнулся Кирилл, и подтянул меня к себе, прижал, и я прямо такое облегчение почувствовала.
Прижалась и зарылась носом в изгибе его шеи, чувствуя себя на своём месте, очень гармонично, и правильно. Снова потянула на дурацкие признания, и извинения. После столь яркой вспышки, пришёл откат, и захотелось, вот так, не разлепляясь сидеть и дальше и признаваться во всём заветном, но Кир опередил меня.
— Помнишь, я говорил тебе, что нет у тебя вариантов? — спросил он, и я кивнула. — Так вот, их и у меня нет. У нас с тобой нет.
Не совсем то, что хотелось мне услышать, но всё же, лучше чем ничего.
— Я целый вечер твой взгляд на нём ловил, и чуть с катушек не съехал…
— Ты съехал, — усмехнулась я, и стала медленно целовать его изгиб, ловя и раскатывая на языке его вкус. Терпкий сильный, и такой гармоничный, вызывающий во мне шквал эмоций, так что я тут же не удержалась и громко втянула его аромат. А руки сами начли действовать, расстегивать рубашку на его груди.